Сергей Гордеев - Почти непридуманные истории. Из записок хирурга

А может, в этом тоже есть «правда жизни»? Зачем лишние нервы, заботы, суета, страх перед возможной ошибкой. И эти бесконечные дежурные ночные бдения, эти подъемы по звонку и бегом в «шоковый» зал. А потом операционный блок. И не совсем понятно, с чем столкнешься. При этом мало разобраться и сделать всё грамотно – при этом еще и руки должны работать, естественно, опять все на нервах. Но это еще не всё… Начинается второй этап – необходимо «вытянуть» больного. И начинаются сомненья: правильно ли всё сделано, удержат ли швы, не возникнет какого-нибудь осложнения. Всё уже зависит не только от меня, но и от самого больного. А он взял, допустим, и раскис… Или нажрался на второй день домашней вкусной еды. Типа родственники принесли. И, конечно, опять нервы, опять волнения. Хорошо, когда рядом опытный Никандр Гаврилович… Он учитель, он знает, он – гарант успеха. Не только плечо подставит, но и этим же плечом загородит. И пусть покричит – как без крика, лишь бы на пользу дела. Дальше как пойдет. Отдать должное – в большинстве случаев больной борется вместе с нами. Терпит, верит, выполняет предписания. Шаг за шагом… Главное, не паниковать. Я всегда говорю: «Коли вам страшно – бойтесь… Страх мобилизует организм – это, если хотите, одна из защитных реакций. Вырабатываются биологически активные вещества – гормоны, обостряются рефлексы. Вы готовы к нападению. Но вот только паниковать нельзя. Паника несет человека в хаос, заставляя делать глупые поступки. Паника – предвестник катастрофы».

И боремся вместе: я за его жизнь, он – за свою. Отпускает тебя только после того, когда поставлена последняя точка в выписном эпикризе: «В удовлетворительном состоянии выписывается на амбулаторное долечивание по месту жительства». Всё! Расстаемся. Расстаемся по-разному… Одни очень тобой довольны, выказывают свое расположение, завязывают отношения… Другие сомневаются в чем-то, подавлены. И я понимаю… Пациент, конечно, перенес страшный стресс, ужасное событие в жизни, которое не забудет уже, наверное, до конца своей жизни. Но и я, представьте, тоже прожил свою «маленькую» жизнь с моим подопечным. И так «круг за кругом», день за днем, год за годом.

А можно же спокойнее, легче. Кем хочет стать эта девушка? Сегодня, когда сам я подошел к сороковой годовщине своей хирургической деятельности, многие вещи изменили полярность. Я обижался на учителя, когда он стал меньше ходить на операции. Я вроде сам всё сделаю – ты только будь рядом, помоги, убереги, если что. Поведение его мне сегодняшнему очень стало понятным. Если всю жизнь вынимаешь руками «болезни» из рассеченных тел человеческих, рано или поздно они и в тебя войдут. Вопрос только времени. И время это зависит от разных составляющих: от здоровья, состояния твоей психики, собственной энергетики и еще Божьего к тебе расположения.

Огромной потерей для меня оказался тот день, когда Никандр Гаврилович решился уйти на пенсию. В те времена уход на пенсию был событием в жизни коллектива. Если новоиспеченный покидал пост добровольно в согласии с собой и своей совестью, то организовывали торжественное мероприятие с речами, аплодисментами, памятными подарками. Иногда даже накрывали стол и продолжали уже в неформальной обстановке. Как говорится, «рвали баяны»… Бывало, наутро именинник и не понимал, идти ему на работу или оставаться дома уже навсегда.

В случае с Никандром всё было скромно и грустно. Зато руку жали профком, местком, улыбались коммунисты: «Вот вы, Никандр Гаврилович, на нас всё ругаетесь, а мы для вас соцпакет приготовили. Так сказать, завоевание развитого социализма. Пенсия в размере средней зарплаты среднего работника по стране. Хватит прокормиться и самому с супругой, да и Ширка твой голодать не будет. Еще путевка в санаторий раз в год, льготы там всякие… И наше уважение, конечно! В автобусе место уступят, через дорогу переведут». Живи да радуйся, «кури валяйся», аж до этого самого светлого перевоплощения, ну, сколь Бог даст.

– Всё, Серёга! Пора на покой. Буду с Ширкой на даче жить, клубнику выращивать. Хватит, отвоевался.

Мы сидели в холле больницы. Только что он отпустил студентов, проведя занятие в последний раз.

– Ты тут… Это…

А что я?.. Мне было тяжело и одиноко. Как будто солнце ушло за горы навсегда. Крыжовник он, понимаешь, будет растить… а я? Как же теперь изо дня в день, и без такого учителя? Такого человека?

Нет, конечно, жизнь продолжается, растут люди, занимают вакансии, суетятся, планируют карьеру, рост, перспективы. Но Никандра было не заменить. Хирург широкого профиля, герой Арктики, остроумный, предприимчивый, смелый и даже озорной… Эх! Как непреклонна быстротечная жизнь. Я бы еще много про него написал – слов не хватает. Но самое главное, он был последним из могикан – представитель «старой» хирургической школы. Академической школы, где учили не только оперировать – учили видеть больного, думать и разбираться в тонкостях коварных хирургических болезней. С уходом таких людей уходит эпоха, ее дух, строгость, очарование.

Скоро жизнь показала правильность моих предчувствий. Коммерциализация медицины, резкое снижение государственного финансирования, неразбериха со страховыми компаниями, сокращение кафедр и объединение «сухого их остатка» в кафедры «мегаполисы», где профессорско-преподавательский состав смешивался, растворялся, обезличивался. А ведь каждая кафедра – своя жизнь, это школа, традиции, научно-практические наработки. Свои, личные!.. И куда это теперь? Куда… Тоже в «сухой остаток» в виде пыли… Далее веничком в совочек и в унитаз. Дергаем за веревочку… И нет проблем. Экономия-то какая, братцы. И хорошо, что Никандра Гавриловича не коснулись эти перемены. Он, конечно, ничего не боялся по жизни, но ужиться в этом хаосе бы не смог. Точно не смог. Потому как такие изменения в медицине не только ломали саму систему – эти изменения делали людей ненужными, безликими, бедными. Как следствие, стала уходить духовность – главная составляющая милосердия. И, конечно, настроение… Никто не смеялся.

Теперь на сцену стали выходить люди с другой нервной организацией. Организация эта в виде «лабиринта» с блудливыми ходами, ямами, ловушками и тайными колодцами. Заглянешь ненароком в душу такому… и заблудишься навсегда…

Периодически мы еще созванивались с моим учителем, но это были разговоры ни о чем, типа: «Как дела? А я вот тут…». Всё уже было по-другому…

А еще через пять месяцев у Никандра Гавриловича случился обширный инсульт. Я вошел в палату. Никандр Гаврилович лежал на кровати в майке и, как он любил, в черных семейных трусах. Одеяло откинуто. Лицо инсультного больного: одутловатое, маскообразное, незнакомое. Взгляд устремлен на потолок, будто чего-то там видит. Редкие волосы всклокочены. Недвижим. Такой обширный инсульт должен был бы смести человека напрочь. Такие удары редко кому удается вынести. Чаще больной умирает, не приходя в сознание. А он выжил. Такой маленький и совсем, что называется, не спортсмен. Это, конечно, неплохо, но последствия ужасны. Инсульты меньшего масштаба, случившиеся, к примеру, в одном полушарии мозга, сопровождаются параплегией – обездвиживаются рука и нога с одной или другой стороны, в зависимости от того, в каком из полушарий мозга случился разрыв сосуда, излилась кровь, сформировалась гематома. А тут не двигаются ноги и руки с обеих сторон. Это называется тетраплегия…