Поветрие - II. Аннеска

Хотя траурная скорбность плачущих небес стремительно сменилась долгожданным солнечным светом, его давящая природа, вымывающая из сущего жизнь, едва ли приносила облегчение. Все вокруг словно застыло в тлене янтарных лучей и хроническом безветрии, опостылевшей безнадежности и тошнотворной враждебности к любой мысли, которую можно было бы назвать добродетельной и жизнеутверждающей. Все было растянуто в бесконечность, от смоляной вязкости которой хотелось броситься на землю и более никогда не вставать.

Мое одинокое шествие, полное тревожных ожиданий и неспокойных мыслей о грядущем, на этот раз закончилось весьма скоро. Преодолевая очередной холм, пытаясь не сбиться со становящейся с каждым шагом все призрачнее каменной дороги, что утопала в зарослях полевых трав, я была неожиданно окликнута неким слабым голосом. Осмотревшись, я увидела неподалеку изможденного человека в ветхой робе. Всем своим видом он напоминал паломника, ищущего свой путь к встрече с чудом. Одну из ног ему заменяла невзрачная деревянная жердь, а в руках покоились костыли. Лицо путешественника было скрыто от моего взора множеством тряпиц, связанных воедино и обмотанных вокруг головы.

Несмотря на стойкое желание пройти мимо, я помнила о своем долге проявлять милосердие к любому, кто нуждается в нем. Хотя признание сего долга стоило мне немалых усилий, я с радостью нашла в себе силы превозмочь гордыню и поступить в этот раз как должно, а не так как хочет мое вероломное и греховное сердце.

– Чем я могу помочь тебе, путник? – вопросила я, подойдя к собеседнику ближе.

– О, сестра, прошу вас, выслушайте меня, выслушайте мою историю! Облегчите мою духовную ношу и дайте мне силы продолжить мое странствие… спастись, не пасть! – в словах паломника слышалась едва ли не осязаемая, смертельная нужда в сочувствии. Впрочем, им вряд ли двигало слепое безумие, ибо речь его была отчетлива и вразумительна.

– Говори, добрый человек! Просто скажи, что хочешь сказать. Я выслушаю тебя и постараюсь помочь словом, а может и чем-то большим.

– О, небеса, я славлю вас! – воскликнул калека, подняв один из костылей к небу, будто бы клинок, а после проговорил. – Меня зовут Арам. Некогда я дал обещание одному человеку, которое был не в силах исполнить, и теперь не нахожу себе места. Гонимый стыдом и неспособностью отвечать за свои слова, я превратился из заступника веры в искалеченного безумца, бесцельно мечущегося каждый божий день в хаосе нашей действительности. Здравый смысл стремительно покидает меня с каждым днем, и пока я сохраняю его остатки, я хотел бы обратиться к вам за помощью. Мой вопрос очень прост: скажите, как мне прекратить бегство от самого себя, как вернуться к самому себе?.. Встречу с вами, с земной посланницей Господа здесь – в сих отдаленных и безлюдных землях, куда я забрел в своем неверном скитании – я расцениваю как чудесное проявление божественной воли. Не разрушайте же моей последней надежды: прошу вас, помогите мне!

– Бог мой! – с изумлением, в растерянности проронила я. – Неужели вы, добрый человек, подумали, что в моей непреложной власти спасать души заблудших прямо здесь, на этом самом поле и что у меня есть на то санкция Всевышнего? Да если бы я и хотела этого, как бы я помогла вам советом, если ровным счетом ничего не ведаю о вас?!

– Мой разум, должно быть, совсем затемнен грехом! – чуть слышно пробормотал мой собеседник. – Я изрекаю бессвязный вздор!.. Пресвятая сестра, позвольте мне рассказать вам о себе. Быть может, уроки моего опыта будут полезны и для вас – в том или ином отношении. В конце концов, согласитесь, встреча двух заблудших душ на краю мира никогда не бывает случайной… Я же, со своей стороны, готов охранять покой ваших сновидений и сделать все, что скажете, только дайте мне возможность высказать то, что я хотел бы вам поведать!

Пусть калека, стоящий передо мной и был неприятен мне своим обликом, пусть лицо его и не было видимо мне, а его помыслы отторгали своей странностью, я подсознательно возрадовалась возможности хотя бы на короткое время отторгнуть от себя одиночество. А это значило очень много. Его история могла, как минимум, сделало мое шествие в Прагу менее утомительным, а может и действительно полезным.

– Что же, добрый человек, я разрешаю вам присоединиться ко мне. Я буду рада разделить свой путь с вами. Знайте, что я направляюсь в славный город Праги. Достигнув врат твердыни, мы должны будем расстаться.

– О, да! Не смею быть вам обузой, пресвятая сестра. Клянусь, всеми святыми! – утвердительно кивнул нищий. Его полудеревянная, получеловеческая поступь по испещренному ветрами и сорняком дорожному камню звучно разносилась по всей округе. Миновало не более полуторы сотни шагов, как хромой Арам начал свое повествование…

«Некогда в Дамаске жил один уважаемый муж, отличавшийся невероятной силой веры, – начал мой спутник свой рассказ. – Приняв монашеский постриг, всецело отдав себя служению Господу, он, дабы усерднее исполнять свое назначение, покинул пределы города и отправился в пустыню Фаран. Проскитавшись средь песков долгое время, он, наконец, вышел на удивительную равнину, покрытую известью, что была расположена меж тремя горами. Именно там сей подвижник, пробудившись от одного из многочисленных вещих снов, принял решение воздвигнуть часовню во имя Славы Божьей. Прошло более десяти лет, прежде чем он преуспел в ее строительстве, но в награду за его труды и самоотверженную веру Творец наш направил в нововозведенный храм паломников со всех концов Христианского мира. Пусть в каменных сводах, возведенных на раскаленном песке, и не было подлинных реликвий, знаменующих божественное величие, люди вопреки всем опасностям, поджидающим их на пути, стремились попасть в это Святилище на краю света. Сам факт преодоления долгой и изнурительной дороги сквозь песчаные просторы Фарана означал для каждого добропорядочного христианина великий подвиг, а потому в случае успеха этого путешествия надежда на Спасение становилась для них явственней.

Прежде, чем я продолжу свой рассказ, вам будет не лишним узнать, что я также родом из одного небольшого сирийского поселения. Мой отец был плотником, мать же я никогда не видел. По словам отца она была убита грабителями, вломившимися в нашу бедную обитель, когда я был еще слишком мал. Материнская забота так и осталась для меня недоступным чудом – что в младенчестве, что в юности, когда я был полностью предоставлен сам себе, ибо отец был слишком занят своим ремеслом, зарабатывая гроши, которые едва позволяли нам сводить концы с концами.

Наше поселение сложно было назвать процветающим, и если бы не скромная церковь Христова из обожженной глины, построенная в его центре, оно уже давно сгинуло бы в пепле времен вместе с жителями. Собственно, в чертогах этой церкви я и провел большую часть первой половины своей жизни, помогая отцу Раману – священнику сих мест – в быту и получая за это скромную снедь, а также хоть какую-то надежду на завтрашний день. Сейчас я благодарю Бога за то, что он проявил ко мне доверие, разрешив пребывать в церкви даже тогда, когда солнце заходило за горизонт. Во многом именно поэтому, а также благодаря доброте отца Рамана произошло мое приобщение к грамоте. Чтение церковных книг и неуверенное, постепенное освоение арабского и латинского письма были одним из моих любимых занятий, не говоря уже о том, что они помогало мне постичь основы христианского вероучения.