Поветрие - II. Аннеска

Время шло и однажды наступил тот день, когда отец Раман умер. Я потерял человека, который был мне много ближе отца. Возжелав выразить бесконечную признательность моему учителю, а также стремясь укрепить свою и без того искреннюю приверженность гласу Господа нашего, я принял решение совершить паломничество в одно из святых мест. Я избрал целью своего путешествия Иерусалим, ибо сие место, святость которого несомненна, было одним из немногих святых мест, в существовании которого не приходилось сомневаться. Однако, незадолго до начала моего пути – то ли по воле Господа, а быть может просто по стечению обстоятельств – в наше поселение впервые за долгое время явился путешественник. Другие жители сторонились незнакомца, поэтому я, ощущая вину за их негостеприимство и надменность, постарался сделать все, чтобы предоставить скитальцу достойный ночлег. Я показал ему наш горный источник, проистекающий средь развесистых фруктовых деревьев, дабы он мог испить чистой воды и насладится вкусом свежих плодов, а после предложил кров и постель, в которой спал сам. Именно тогда, помимо благодарности за достойный прием, я услышал из его уст историю о Фаранской часовне и ее основателе.

Эта история так вдохновили меня, что я тотчас же возжелал побывать там, рассудив, что именно этот поступок станет моим идеальным паломничеством и прекрасным образчиком исполнения моего христианского долга. Я позволю себе не рассказывать о трудностях, что преследовали меня, пока я добирался до святого храма, возведенного в пустыне близ гор. В дороге со мной не произошло никаких невероятных происшествий, помимо обострения естественных потребностей вроде жажды, усталости и боли в телесных членах от невыносимой жары раскаленных песков. Хотя эти напасти и были весьма неприятны, они не были в состоянии сломить мой моральный настрой.

Кроме того, умение вычислять по звездам направление моего пути – за что я не устаю возносить благодарности моему второму отцу, владыке Раману – помогало мне стойко переносить все невзгоды. Добравшись до Фаранской часовни, я был радушно принят ее основателем и настоятелем. Благосклонное отношение хозяина сего места, а также просветленные лики тех немногих паломников, которые как и я сумели достичь заветных стен, вдохновляли на еще большие свершения. Пожалуй, в те минуты я ощущал подлинное счастье, ибо всецело понимал, зачем Господь даровал мне жизнь и чему мне надлежит посвятить ее. Если мне не изменяет память, я провел в Фаранской часовни три ночи, поселившись в миниатюрной келье, что была благосклонно выделена мне владыкой сих мест. Когда мое время в сих чертогах стало подходить к концу, я все больше задавался вопросом, а что же мне надлежит делать дальше. Моим метаниям на этот счет не было конца, так что я не нашел ничего лучше, чем обратиться за советом к хранителю часовни. Тот, внимательно выслушав меня и детально расспросив о моей жизни, без лишних раздумий предложил мне тотчас же отправиться в Иерусалим… Так с его легкой руки мне было поручено ответственное задание доставить в чертоги часовни Фарана любую из местных реликвий, которую я смогу достать.

Через несколько недель я оказался в Иерусалиме. Красота и возможности святого града настолько воодушевили меня, что прошло совсем немного времени, прежде чем я позабыл о том, зачем оказался здесь. Кроме того, вскоре после прибытия мне посчастливилось примерить роль уличного рассказчика историй, кои я создавал из своего опыта путешествий, приправляя их плодами своего воображением, которое оказалось не столь скудным, как я полагал ранее. Городским жителям нравились мои россказни, поэтому довольно быстро я получил свой круг поклонников и вскоре уже не думал о том, где мне найти ночлег или пищу. Меня приглашали на постоялые дворы, в харчевни, а порой даже в дома весьма уважаемых господ. Моя жизнь шла в гору, но и это, как оказалось, был далеко не предел.

Однажды, когда я повествовал толпе пестрого народа о подвигах Геракла в собственном и весьма вольном переложении, ко мне, в сопровождении вооруженной стражи, состоящей из четырех людей в кожаных доспехах и с копьями в руках, подошел некий муж в богатых одеждах. Представившись Елифазом, и сказав, что передо мной стоит главный счетовод иерусалимского двора, он предложил мне стать одним из тех, кто развлекает знать на торжествах. Нужно ли говорить, что это было предложение, от которого я не мог отказаться?

Следующие два года я исполнял возложенные на меня обязанности при Иерусалимском дворе и не ведал ни в чем недостатка. Лишь только когда наступала глубокая ночь, в недолгие часы отдыха и сна, меня посещало острое чувство вины за то, что не держу свое слово, данное настоятелю Фаранской часовни. С каждым днем совесть все сильнее истязала меня и, в конце концов, принудила меня положить конец своему бездействию…»

Арам остановился перевести дух. «Достопочтенная леди, прошу вас о небольшом привале», – молвил он, пытаясь справиться с одышкой. Я молча кивнула в знак согласия, доставая из складок своего одеяния молитвенник, дабы привести в равновесие не только свое тело, но и душу.

«Перед тем, как покинуть дворец, я воспользовался одной из своих привилегий, дабы исполнить наконец задачу нахождения реликвии, которая могла бы стать украшением Фаранской часовни. Дело в том, что в ту пору я сблизился с одним из смотрящих за королевской сокровищницей по имени Юсуф. Меня подкупила в нем способность к красноречию, благодаря которому едва ли не каждая наша беседа на свободную тему оказывалась для меня весьма ценной. Очень скоро именно благодаря Юсуфу я смог разнообразить те истории, которые уже рассказывал самому широкому кругу слушателей, и впечатлить их своими историями на новый лад. – За счет использования иных слов, выражений и оборотов, повествования мои раскрылись слушателям совершенно с другой стороны, обнаружив сотню многозначительных подтекстов и сокрытых смыслов. Все это существенно изменило то дело, которому я посвящал так много времени.

Впрочем, я немного отвлекся. Обратной стороной красноречия Юсуфа была его болтливость. Часто он был столь словоохотлив, что нужно было иметь немалую стойкость, чтобы выслушать все, что он хотел рассказать. Так, облачая однажды как обычно все возможные и невозможные детали бытия и инобытия в вычурные костюмы из слов, он обмолвился, что в одной из находящихся в его ведении комнат сокровищницы хранятся предметы, подаренные правителям города в те времена, когда он находился под властью христиан и королей-крестоносцев. Юсуф сказал, что ему приказано поскорее избавиться от них любым возможным и невозможным способом, ибо они нечисты и на них кровь сынов Пророка. Впрочем, он тут же заметил, что прежде все равно попытается продать их уличным торговцам, чтобы выручить себе на жизнь хотя бы что-то. Разумеется, я поддержал его в этом и выразил готовность в любую минуту осмотреть предлагаемые им вещи, чтобы помочь ему стать немного богаче. Вот так, без всяких уговоров и за весьма умеренную плату я стал в скором времени обладателем перстня святого Гильома Желонского. По преданию это кольцо даровало силы немощным и душевную крепость беснующимся, хотя с виду сие произведение ювелирного дела, увенчанное небольшим топазом, было весьма невзрачно. Признаться, из перечня «великих» предметов, оказавшихся во владении Юсуфа – святого оружия, разящего без промаха, нагрудников, благославленных самими апостолами, множества окостенелых фрагментов тел мучеников, источающих мед – сие кольцо было единственным разумным выбором. Символические тридцать монет даровали мне право владеть им…»