В. Вдовиченко - Жизнь такая, какой она была. Жизнеописание, рассказы

Примерно с шестого класса я увлёкся чтением книг в основном исторического и приключенческого жанра, научной фантастики, научно-популярной литературы. Я полюбил химию и физику за возможность проводить интересные, а иногда и довольно опасные опыты. Один из случаев послужил мне большим уроком в жизни и научил думать заранее на пять секунд вперёд о возможных последствиях. Все мальчишки в наше время баловались карбидом. Однажды и мы с братом и нашим другом, Женей Шишкиным, налили в бутылку из-под шампанского воды, бросили в неё карбид и, плотно закрыв её деревянной пробкой, поставили на крыльцо дома и стали наблюдать за тем, что происходит внутри неё, ожидая момента, когда пробка с громким хлопком вылетит из бутылки. Мы даже поспорили между собой, на какую высоту она взлетит. Секунд через пять у нас хватило ума встать за тонкую дощатую дверь в сенцах дома и наблюдать за происходящим через щели. Ещё через пять секунд раздался оглушительный взрыв, и толстая стеклянная бутылка разлетелась вдребезги. Когда мы перепуганные вышли на крыльцо, то обнаружили с внешней стороны двери с десяток крупных стеклянных осколков, которые вонзились в дерево примерно на 1 см. Если бы мы не спрятались за дверь – не читали бы и вы сейчас эти рассказы.

Я научился делать самовозгорающуюся смесь, бикфордов шнур, пороховую смесь, которая не взрывалась, а медленно горела с выделение большого количества газов (не буду раскрывать секреты). Я стал конструировать из подручных средств ракеты. Прочитав книгу А. Толстого «Гиперболоид инженера Гарина», загорелся желанием создать такой же. Научился делать зеркала, путём осаждения серебра из ляписа (азотнокислое серебро – медпрепарат, который можно было достать в аптеках). Научился делать подзорные трубы и телескопы. Для них отец даже выделил мне свою раздвижную деревянную треногу. По вечерам в нашем дворе собирались детвора и взрослые, чтобы посмотреть на лунные кратеры. А тут запуск первого советского спутника и ежедневные сообщения: над каким городом и в какое время он будет пролетать. Я наивно полагал, что смогу без проблем разглядеть спутник в свой телескоп, и ожидал подходящего момента. И вот момент настал. Сообщили, что над Алма-Атой спутник будет пролетать в 3 часа 45 мин ночи. Никто из моих родных, друзей и соседей не захотел ради этого вставать среди ночи, кроме одного человека. Это была малообразованная, грузная, под сто двадцать кг тётя Мотя, жившая в нашем доме в полуподвальном этаже. Она попросила меня разбудить её за полчаса до наблюдения, постучав ей в окно. В 3ч-30мин мы с ней уже метались по двору в поисках самого открытого участка местности с широким углом обзора. Наконец решили, что удобнее всего будет наблюдать спутник с крыши дровяного сарая. Я быстро взобрался на крышу, тётя Мотя подала мне телескоп с треногой и, пока я устанавливал его, она пыталась подняться на крышу по примыкающим к сараю широким дощатым воротам. Я изо всех своих детских сил пытался помочь ей в этом. Часов у нас с собой не было и трудно сказать, сколько на это ушло времени. Наконец тётя Мотя, кряхтя, взобралась на крышу. Выпрямляясь и тяжело дыша, она произнесла: «Ну, и где ж твой спутник?»

Я осматривал небо. Оно было совершенно ясное. Звёзды были знакомые, но спутника я не видел.

– Может он уже пролетел? – спросила тётя Мотя.

После таких трудов я не хотел её разочаровывать и сказал:

– Вряд ли, скорее всего он опаздывает. Давайте подождём.

Мы простояли на крыше около получаса, перебрасываясь редкими фразами и не сводя глаз с усыпанного звёздами неба. Наконец тётя Мотя произнесла:

– Всё, пора домой и спать, завтра, вернее уже сегодня, рано вставать на работу.

Она сделала шаг в сторону ворот. Раздался треск, крыша провалилась, и мы с тётей Мотей рухнули внутрь сарая. Нам повезло, что сарай был почти доверху забит саксаулом и углём. Мы просто скатились вниз, получив небольшие ушибы и ссадины. Лёгкая дощатая дверь сарая не выдержала напора тела тёти Моти и распахнулась настежь. С трудом вставая и отряхивая угольную пыль, тётя Мотя сказала.

– Ну, и хорошо. Хоть по воротам не пришлось спускаться.

Мы единодушно решили скрыть свою причастность к данному происшествию. Уже расставаясь, тётя Мотя произнесла:

– Всё-таки, я думаю, что мы его прозевали. В следующий раз буди меня пораньше.

Вспоминая этот эпизод, я до сих пор удивляюсь равнодушию моих близких и друзей и восхищаюсь интересом, который проявила эта грузная, пожилая и малограмотная женщина.

На выпускном вечере, когда нам вручали аттестаты, я обнаружил две заниженные на один бал оценки. На моё недоумение по этому вопросу я получил простой ответ от завуча, который вёл у нас литературу: «Главное не то, что на бумаге, а то, что у тебя в голове. А что касается тебя, то может быть, грамотно писать ты ещё когда-нибудь научишься, но излагать свои мысли красиво ты не сумеешь уже никогда». Обиду на эти слова я пронёс через всю жизнь. Но может быть, с его стороны это был просто умелый тактический ход? В этот день наши родители и старшие братья организовали дежурство в школе, чтобы не допустить местную шпану на наш торжественный вечер. По чистой случайности шальная пуля, просвистев возле самого уха, чуть не зацепила моего брата, охранявшего вместе с друзьями входную дверь школы. Не удивительно, что некоторые мои знакомые сверстники после школы попали в колонию.

Перед окончанием школы передо мной серьёзно встал вопрос – «Кем быть?»

В первую очередь мне хотелось быть путешественником как Пржевальский. Но я прекрасно понимал, что на путешественников нигде не учат. В детстве я начитался книг о приключениях капитана Головина и его ординарца Тишки, о приключениях героев Фенимора Купера и Жюль Верна. Хотелось быть капитаном дальнего плавания. Но опять же, свободным от всяких обязательств, с той же целью – просто повидать весь мир. Просмотр трофейного фильма про капитана Блада вызвал в душе смятение и сожаление, что времена корсаров, пиратов и флибустьеров прошли – ушёл бы наверняка. Хотя вряд ли – не вышел ростом и телосложением. Да и кишка тонка. Находясь постоянно под опекой моего старшего брата, я рос робким и нерешительным подростком. Хотел стать хирургом, но не рутинным – переломы, нарывы и т.д., а экспериментальным по пересадке органов. Таких факультетов тоже не было, да и потом я уже видел у брата медицинские атласы, сплошь испещрённые латынью – отпало всякое желание. Любил химию, даже научился делать зеркальное покрытие для своего гиперболоида, но не любил и не понимал сложные химические формулы. Оставалась только физика, тем более, что нужно было оправдывать школьное прозвище «профессор» и «академик» за изобретение вечного двигателя, принцип работы которого никто не мог опровергнуть, включая и учителя по физике. И я решил поступать на физфак КазГу.