Александра Барвицкая - Первое Солнце Шестой Воды. Книга Первая. Небис. Метафизическая художественная серия «Женьшеневая Женщина»

Она не знала, как именно может прийти тот, кого она ждала. Тысячи раз представляла себе детали их встречи: первый разговор после долгой паузы разлуки, звук его плотного серебряного голоса, который, казалось, давно забыла… Но никогда не могла заглянуть в тот спрятанный на его груди карман будущего, где хранился самый первый кадр из архивной киноплёнки его возвращения.

На какой ступени лестницы он будет в то время? И поднимется ли на ступень к ней, или спустится на её ступень вниз, или сделает ровный шаг вперёд…

– И долго? – нарушил гость ход её мыслей.

– Что?

– Ждёте, – уточнил он.

– Немало, – ответила она и сделала глубокий вдох перед тем, как решилась спросить тревожное: – Зачем вы здесь?

Он смутился:

– Хотите, чтобы ушёл?

– Нет, останьтесь. Я давно не говорила с людьми.

Она действительно не говорила с людьми с тех пор, как попала в этот коридор времени, из которого уже не могла найти выход сама.

Множество голосов, сливаясь в мегагерцы производимого человечеством шума, пыталось пробиться к ней через обрубленные провода, отключенный телефон и наглухо запертый почтовый ящик. И те звуконепроницаемые стены, которые она сама воздвигла вокруг себя, отражали и ослепляли, обезоруживая, весь шедший извне шум. Как зеркало отражает солнечные лучи, удваивая силу света в момент преломления от напылённого на стекло серебра.

Вначале этот разноголосый хор ежеминутно рвался внутрь. Стучался! Кричал! И каждый голос нёс свою вибрацию, свою мелодию, которая нарушила бы ту космическую симфонию вселенной, что уже начинала звучать в её тишине.

Потом голоса сделались реже и тише. А затем и вовсе замолчали.

Прозрачная тишина, поселившаяся здесь, стала зримой и ясной, как нетронутая человеком живая природа.

И только ответный голос того, кто смог бы открыть в шуме внешнего мира шлюз для прохода её тишины: вывести её из этой комнаты, не выводя из её мира, – она пыталась бережно модулировать в те бесчисленные часы, когда молча говорила с ним внутри себя.

– Вам не с кем было говорить? – спросил он.

– У меня не было желания говорить с людьми.

– А сейчас?

– И сейчас нет, – она закрыла глаза и опять спросила тревожное: – Кто вас прислал?

Она давно была готова: однажды сюда могут попытаться войти те, кто ничего не понимает, или наоборот – понимает слишком многое. И тогда они постараются упрятать её в стенах, за которыми прорывается шум, изрыгающийся хаотичным фонтаном из потревоженных душ и взрывающий клапан неподготовленного приёмника, упаковывая перфорированное сознание в видимость лишённого ума.

Но тот, кто стоял сейчас в её комнате, не был одним из них. Такого бы она почувствовала сразу – по запаху и звериным повадкам охотника-людоеда.

Она не боялась быть пойманной и посаженной в клетку. Она научилась выходить за любые границы.

Тревожило иное: что у неё, возможно, пока не хватит сил вытащить оттуда, из оков границ, многих несчастных и невинных, неправильно открытых. А потому, пока в ней самой не пребудет сила, которой можно будет безгранично делиться, ей нельзя было попадать туда, где она не смогла бы помочь всем, нуждающимся в помощи.

Страдание – беспомощно. А страдание падающего в пропасть – ничуть не меньше страдания того, кто рвётся помочь, но не имеет на это сил.

– Я похож на того, кого можно прислать? – вопросом ответил мужчина, и досадно поморщился, не понимая до конца, играет ли она с ним, или действительно не может либо не хочет узнать. – Никогда не полагал, что меня примут за посыльного.

– Нет. Напротив, в вас есть что-то… от того, кого я жду. Вы похожи на него.

– Отчего вы решили, что мы похожи? – искренне удивился гость, помня, что она так ни разу и не взглянула на него.

– Для того чтобы видеть, мне не надо глаз, – ответила она так, будто услышала его мысль. – Но именно того, кого я жду, мне видеть труднее всего.

– Почему?

– Он внутри меня.

Она окинула комнату взглядом, так и не поднимая глаз на гостя, боясь разрушить едва начавшую созревать надежду, которую тут же отогнала в сторону.

«Нет, это – не он. Он не пришёл бы так тихо» – успокоила она себя, а вслух добавила:

– Подойдите к окну. Помолчите со мной. Я хочу понять, что в вас общего…

Сверху упал ледяной куб.

Дар Неба.

Алмаз из бесконечных недр космической кимберлитовой трубки – гладкий, как отполированный перед огранкой драгоценный природный камень, и матово-прозрачный, с искристыми струнами-проблесками внутри. Словно застывшая молочным серебром слеза Бога – величиной с 1000000-этажный дом, если такие дома вообще могли бы существовать.

Он обрушился – в точку нуля – в пограничную зону суток, в плотную тьму новолуния, едва освещённую обманчивым, тускло-туманным звёздным мерцанием галактики.

Упал – в центр континента – на упругую спину массивной тектонической плиты, вздрогнувшей от неожиданности и размашисто широко качнувшейся, с трудом сдерживаясь, чтобы не прогнуться под тяжестью удара мощного веса.

Рухнул – в пик лета – на зелень смешанного леса, густо укрывавшего рыхлую, перегнойно-пряную земную кожу, которая тут же взбугрилась в судорогах ударной волны холмистыми полукружиями.

Ледяной куб вспахал ребром несколько гектаров плодородного слоя, оставляя позади себя, по линии траектории приземления, длинный и глубокий продольный шрам шириной с Суэцкий канал. В месте остановки образовался многокилометровый в диаметре кратер – воронка зрачка, окружённая густой бахромой ресниц – коктейль из сырой земли вперемежку с искорёженными, вырванными с корнями вековыми реликтовыми соснами.

И хотя небесное тело старалось приземлиться как можно мягче, максимально сглаживая угол падения, но всё же треснуло от удара о кору Земли, а в финальный миг остановки полёта – раскололось надвое.

Полупрозрачная двуглавая гора, ещё миг назад бывшая кубом, издала пронзительно-острый холодный крик.

Ультразвук всколыхнул магнитное поле, врезался в околоземную орбиту, в доли секунды пронёсся по кругу, обогнув весь земной шарик, и вернулся обратно, застыв ледяными иглами-антеннами на кончиках, прорезавших облака и распоровших небо, пирамидальных вершин.

До утра – ни ледяная сдвоенная пирамида, ни земля под ней, ни земля вокруг неё, ни израненный лес, ни иная жизнь – не издали более ни звука.

Первый солнечный луч скользнул по линии горизонта, и наткнувшись на ледяное препятствие, остановился.

Пучок света лазерным прицелом зафиксировался на месте соединения пирамид, и натянутая струна луча начала медленно увеличивать угол.

Солнце неспешно поднималось над горизонтом, и луч, соединивший сквозь лёд Солнце и Землю, увеличивал градус до тех пор, пока не встал ровно в полдень – перпендикулярно точке своего крепления – прямо над впадиной разлома.