Дмитрий Назаренко - Пусть листья убирают те, кто их разбросал

Редактор Елена Козлова

Корректор Мария Назаренко

© Дмитрий Назаренко, 2022

ISBN 978-5-0056-8080-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не спросили – не говори. Спросили, отвечай, но не учи. Редко говори о себе. Не знаешь, что сказать – говори о любви. Люди любят слушать о том, как быть счастливым. Это просто. Мужчина и женщина – совсем разные истории. Так сделано, чтобы вместе им никогда не было скучно. Женщина – не жалобная книга. Она для любви. Мужчина – не только для денег. Он сам по себе. Он может, но не всё. Он создает мир, в котором живет. А женщина старается сохранить мир, который он для себя и для неё создал. И если этот мир – говно, она скажет. Она будет напоминать об этом сначала раз в месяц. Потом каждый день. Каждый час. Каждую минуту. Потом каждую секунду и скорее всего это не она виновата в том, что каждая новая жена бывает хуже предыдущей. Но если она будет говорить не каждую секунду, наверное он все исправит. Когда сможет.

У бога просить можно всю жизнь, лоб об пол разбить и не получить ничего. Высшие силы сами выбирают. Только тех, кто им нужен в данный момент для решения какой-нибудь задачи высшего свойства. Самых лучших, которые смогут. Не тех, которые всё знают и всё умеют. Но и способных научиться. Пусть чему-то одному, но так, чтобы здорово. И если ты не избранный, это ничего не значит. Возможно всё ещё впереди. Редкий человек точно знает зачем он живет.

Одиночество – это биография незанятости. Иногда подходящая штука для отдыха, чтобы в какой-то момент понять, что только отдыхать – скучно. Трудно объяснить почему так устроена эта жизнь. Хотя нет, наверное потому, что человеку, пока он на земле, этого знать не дано.

Лев Толстой задумчиво смотрел в окно. Предчувствие революции томило его. Он представил как женщина подобная нежной, изысканной Анне Карениной окажется простоволосой и босой возле плиты в коммунальной квартире где-нибудь в грязном городе. Гром перемен в жизни дворянского общества грянет только через полвека. Но молния тревоги уже рассекла рассудок писателя. Нет, я не отдам вам её! – воскликнул Лев Николаевич и решительным росчерком пера отправил Анну под поезд. Происшествие на станции Обираловка приобрело мировую известность.

Писать Троицкому больше не хотелось. На ум не приходило ничего кроме слов – Сегодня станция в районе города Балашиха носит название Железнодорожная.

Огни Москвы. Раньше такое рисовали. Ночь, пустые улицы. А теперь никакого импрессионизма. Одни пробки. Стоп-огни Москвы.

Троицкого снова переполняет. Летят под откос последние дни уходящего года. Бесснежный промозглый евродекабрь едет домой. Стелется скатертью первый снежок. Скоро новый год – замечательная и очень короткая пора испорченных салатов, прогорклого послевкусия сгоревших фейерверков и оскомины от потока напускной радости c телеэкрана. С улицы слегка будет нести перегаром. Будет ли это всё казаться таким только из за того, что она не поставила like?

Из кухни слышен женский крик

– Писатель хренов. Долго тебя ждать, Неси стремянку и достань ёлку, сколько просить.

Троицкий отходит от окна. Больше нет неоновых огней, нет подъездов, к которым подкатывают лимузины, нет клубов, нет шороха прозрачных обёрток букетов цветов, нет запаха сигарного дыма. Есть только кончилось бухло и последняя пара затяжек перед тем, как хлопнуть стеклопакетом балкона, вернуться в жилье и повысить голос – у, бля! чё-то холодно как. И снова не та ночная жизнь, а эта. Радио в глубине квартиры приглушенно сообщает: в Джонни Деппа бросили бутылку водки. Ну что же, хоть у кого-то хэппи энд. Троицкий облегченно вздохнул и откликнулся:

– Да, сейчас, сейчас. Ну где эта ваша херова ёлка?

Пуховой жилет North Face, толстовка, джоггеры и бейсболка True Religion повернутая козырьком назад, еле справлялись с температурой минус пятнадцать. Одежда отлично подходила для теплого салона автомобиля, но на улице, посыпанной солью, холод пронзал тело ледяной рапирой. Дорога в несколько сот метров казалась бесконечной. Он почти бежал. Вход в метро, ведущий под землю, открыл свой зев, внезапно и шумно дохнул теплом. Люди спешили по лестнице вниз. Через полминуты он тоже будет внизу. Люди поднимающиеся по лестнице не спешили. И совсем не спешила сумка на колёсиках. Рядом с ней посреди лестницы стояла старуха и неловко жонглировала палкой, ручкой от сумки и поручнем перил. Сумка нелепо двигалась вверх, вниз, ерзала, скрипела колёсиками, но на следующую ступень подниматься не хотела. Перед каждой следующей попыткой старуха опиралась то на палку, то на перила. Отдыхала. Батареи жизни в её теле почти разрядились. Лицо её не выражало ни боли, ни отчаяния. Вся её внешность несла следы большого пробега. Грязные тряпки, скомканный платок на голове В глазах, нарисованных на сером лице, не было искры жизни. Такие глаза невозможно заметить, если бы толстые стекла очков не указывали их местоположение.

Неожиданно для себя он бросился по ступенькам вниз, и чтобы скрыть стеснение перед окружающими нарочно грубо выпалил:

– Ну что, бабка, давай помогу.

– Да. Помогите пожалуйста. Буду вам признательна. Старуха ответила подчеркнуто вежливо.

Сумка была тяжелой. Заледеневшими руками он схватился за ручку и потащил её вверх.

– Оставьте, пожалуйста, там. Старуха медленно ковыляла по лестнице. Холод и сырость пробирали насквозь. Но в голове мелькнула нелепая мысль – А вдруг сумку утащат. И он решил подождать. Минуты через две старуха поднялась. С напускным весельем в голосе он громко произнес:

Ну вот. А я охранял это сокровище.

Ему показалось в глазах старухи мелькнул свет. Может это был и не свет, а его отражение в толстых стеклах очков.

Спасибо, спасибо. Старуха выпалила запыхавшись. И добавила – Я желаю счастья вам.

Он рванул вниз. Тепло метрополитена обняло его. Он летел дальше и никак не мог вспомнить когда последний раз ему желали такое. За последние двадцать лет такого точно не было.

Семен Семенович Козлов-Порядочный, мелкий предприниматель, любил убирать снег, а жена его домохозяйка Глафира Сергеевна Голубь любила мыть полы. Летом, когда снег убирать было не надо, Семен Семенович скучал. А Глафира Сергеевна напротив скучала зимой. Эту пору года она недолюбливала. То снег случится. То лёд. А то и вовсе капот машины извернется этаким бесом, и захлопнется. Да так, чтобы варежку вместе с рукой прихватить. И не туда и не сюда. Стой себе как дура потом.