Алексей Лужков - В шаге от бездны. Том 2

– Ублюдок, – рычал трактирщик, размахивая руками. – Ты… мою девочку! Не позволю!

От возбуждения он брызгал слюной, то и дело орошая чеканный профиль охальника.

– Да полноте Вам, папаша, – успокаивал его светловолосый, – я и сам изрядно перетрухал, когда проснулся в обнимку с этой разомлевшей булкой! Представьте, каково было мне?!

Бамбер замолк, потерявшись от наглости мерзавца.

– Я понимаю, Вы человек не искушенный, – продолжал взъерошенный тип, – но лично я готов требовать компенсацию за мою поруганную честь, коей вчера грубо воспользовалась ваша дочь, покуда я был пьян!

– Компенсацию! Негодяй, совратил невинное дитятко, так еще и денег просит!

Блондин вздохнул так печально, что в этом вздохе послышалась вся несправедливость мироздания, за которую он безусловно страдал.

– А вот и нет. Невинность, увы, не входила в те малые добродетели, сохраненные вашей дочкой.

– Нет?! Лжец! Мошенник!

– Увы! – мужчина развел руками, – здесь я честен перед вами и, прошу заметить, перед собой, – выдержав паузу, он спросил. – Вы когда-нибудь трахали горшок?

– Что?!

– Обычный, такой, кухонный горшок для супа. Ощущения сходные, я Вам доложу. Мне казалось, мой маленький друг затеряется в том безблагодатном царстве тьмы и влаги, в которое я так неосмотрительно его поместил.

Бамбер, не выдержав оскорблений, попытался ударить светловолосого паяца, но тот, ловко увернувшись, толкнул невысокого толстяка под бок. Корчмарь кубарем слетел по лестнице, благо падать оставалось жалкие четыре ступени.

– Рекомендую поговорить с дочерью, – с шутливой серьезностью посоветовал обидчик, – мне кажется, еще не поздно наставить ее на путь истинный. Монахи не дадут соврать – здесь потребны молитвы и раскаянье! Я Вам как отец отцу говорю. Ибо не дай Беруин шлюха вырастет!

Блондин подошел к стойке, без стеснения щеголяя волосатыми ягодицами.

– Мария, – позвал он официантку. – Налей-ка страждущему чашечку вина. От этих скандалов у меня в горле пересохло.

Зардевшись, девушка исполнила просимое, отводя взгляд от обнаженных причиндалов наглеца.

– Неловкая ситуация вышла, – пожаловался он. – Но и меня можно понять. Сижу себе такой в комнате, выпиваю, дожидаюсь Франческу. И тут на тебе! Заходит эта сисястая кадка и начинает вопить: «Возьми меня, мой храбрый рыцарь!». Я человек культурный, но когда тебя величают рыцарем, легко потерять голову. Каюсь, бессовестная лесть выбила меня из колеи. Каждую минуту нашего соития я помнил о ее благообразном отце и его грядущем разочаровании в нынешней молодежи. Не каждый день человек узнает, что его дочь та еще поблядушка, а ее невинность шляется где-то вместе с совестью.

Пока мужчина разглагольствовал, Бамбер сидел на лавке и, тяжко качая головой, утирал слезы злости и обиды.

– Не переживай, отец, – посочувствовал блондин. – Девственность в наше время сомнительный товарец, мало котирующийся на рынке. Мужикам не нравится, когда молодая жена валяется в постели бревном, не зная с какой стороны подойти к песту любви. Так что будем считать, я бесплатно обучил твою ненаглядную дочурку интересным приемам. Дал, так сказать, билет в постельную жизнь. Ее будущий муж мне спасибо должен сказать!

Продолжая словоблудить, он рассеяно посмотрел на Ранхарда и замер. Глубоко посаженные глаза шутника чуть не выпрыгнули из орбит:

– Гедеон Равнопрестольный, святые апостолы и их сраная кибитка, кого я вижу!

Ранхард прекрасно знал светловолосого любителя пухлых дочек и меньше всего ожидал его увидеть в окрестностях Вальдштадта. Перед Трижды Повешенным стоял Эдвин Майер, прозванный Весельчаком. Много лет они вместе служили под началом Гариона-Дракона, кондотьера «Рваных знамен». Многое пережили и совершили немало темных дел. Пять лет назад их расставание прошло не очень гладко, но, как известно, время лечит. Ранхард едва заметно улыбнулся:

– Весельчак.

– Ран… – начал Эдвин и осекся. – Ранульф, старый ты засранец, какими судьбами?!

Майер зашел в эркер и плюхнулся на лавку.

– Вот это встреча! Признаться, не ожидал увидеть твою рожу в этой заднице.

– Как и я. Может, штаны оденешь?

– Всегда успею. Штаны не баба – не сбегут.

Ранхард сдвинул пеструю, латанную занавеску, отгораживаясь от общего зала.

– Можешь звать меня настоящим именем. Только не ори.

– Ранхард, – Весельчак поднял чашу с вином. – Брат, вот так сюрприз. Где тебя носило столько лет?

– У Грани, – коротко ответил Трижды Повешенный.

– Ого! А ты все такой же отчаянный. И как тебе?

– Дерьмово. Ноги моей там больше не будет.

Весельчак прыснул:

– И правильно. Жрачка хреновая, девки страшные, не говоря уже о всякой нечисти. Решил податься к цивилизации?

– Вроде того.

– Ядрена мать, ты ничуть не изменился. Пока в тебя жбан водки не вольешь, ты говоришь так же скупо, как серит занедуживший запором.

Ранхард ухмыльнулся:

– Это ты у нас по части болтологии.

– Моя любимая наука!

Майер, скривил губы, осмотрев наемника:

– В каком дерьме ты плавал? – задушевно поинтересовался он. – От тебя несет какой-то падалью.

– Не было времени помыться.

– Херня. Сегодня пойдем в мыльни, отмоем тебя и устроим там хорошую попойку. Я угощаю.

Трижды Повешенный отмахнулся:

– Не надо. Я спешу.

Весельчак сощурился:

– И куда? На встречу с говночистами?

Ранхард вместо ответа хлебнул пива.

– Не клеится у нас с тобой разговор, – расстроился Весельчак.

– Ты правда соблазнил дочь трактирщика?

– Валак тебя задери! Мы не виделись столько лет, а тебя интересует целка какой-то толстухи?! Нет бы спросить: как твои дела, Эдвин? Где ты странствовал все эти годы? Скольких дамочек обрюхатил, сколько выпил пива, как много выиграл в карты? Не страдаешь ли ты от неизлечимой болезни, – в голосе Майера появился драматический надрыв. – Может, я умираю от неизвестной хвори, подцепленной от гальптранской шлюхи?

– На вид ты совершенно здоров.

– О боги! – взмолился Эдвин. – Ну почему, почему вы отрезали моему другу чувство юмора?! Мог бы подыграть. Сказать, что я бледен, что я утратил блеск в глазах, а мои впалые щеки свидетельствуют о плохом аппетите. Ты мог окружить меня заботой и заказать водки, но тебя, бессердечного, интересует только честь незнакомой девицы.

Майер перевел дух и допил вино. Мария в это время принесла скворчащую яичницу в чугунной сковородке. Ранхард без промедления принялся завтракать, орудуя лопаткой.

– Ладно, – Весельчак принюхался. – Ради кусочка яичницы я удовлетворю твое извращенное любопытство. Никого я не соблазнял. Согласно неписанным «Правилам Майера», я не имею обыкновения совращать девиц. Это девицы вопреки всем приличиям лезут ко мне желая познать чудо любви!