Борис Целавин - Дорога из АДа

– А ночью что?

– Ночью снег. Ну, бывай, – Николай растворился также неожиданно, как и появился.

– Я выпрыгнул из лужи обескуражен и сконфужен – вертелось голове. Пойду пристрою рюкзак в какую-нибудь железяку поприличней, перекушу, а потом дальше буду осваиваться. С кондачка это Козявино не возьмёшь.

Свалка машин не охранялась, забора тоже не было. Похоже, лилипут не шутил: «Приходи любой человек, бери что хочешь». Забросив рюкзак в ближайший экскаватор, я решил, что от галет у меня уже изжога. Магазин с немногообещающим названием в двух шагах, лучше всего начать дальнейшее обследование с него.

Никаких признаков товаров в магазине не было. На прилавке лежала только пышная грудь продавщицы, над которой мутнело ее заспанное лицо. «Вот её она, наверное, и продает, – решил я, но всё же спросил. – Добрый день, а где у вас тут продукты?» Нехотя посмотрев на меня ничего не выражающим взглядом, продавщица сказала:

– Молоко кончилось, что я вам корова что ли?

– А когда будет?

– Послезавтра.

– А завтра?

– А завтра мясной день.

От осознания верности своей догадки у меня зашевелились волосы, я пулей вылетел из магазина. Ну его, базарный день подожду.

Тут же, сбоку от магазина, я заметил стенд – это было что-то вроде местного органа печати. Сверху крупными буквами было написано: « Ночной трудень», внизу поменьше, видимо, девиз:

«Каждый раз идём на бой

Мы со снегом всей гурьбой.

Соберём своим скребком

Мы весь снег в единый ком!»

Дальше было несколько мало вразумительных заметок. В них трудней из снегоробов призывали улучшать и повышать. А продавщице «Мяса-Молока» объявлялась благодарность от всего народа за ударный труд. В самом конце сообщалось о том, что сегодня в 20:00 на Праздной площади будут танцы. «Вот и пообщаюсь с местным населением», – отгоняя некстати всплывающий образ капитана Кука, подумал я.

Время до восьми оставалось прилично, поэтому я решил пойти вздремнуть в экскаватор, который мысленно уже называл своим. Погода была нежаркой, народу по-прежнему не было видно, так что моему сну, кажется, ни что не угрожало…

«Креститься надо, когда кажется», – подумал я минут через десять, когда проснулся от скрипа открывающейся на ржавых петлях двери экскаватора. К моему изумлению из двери на меня глядело то же симпатичное девичье лицо, что и возле трубы при моем появлении в Козявино. – Она что шефство надо мной взяла?

– Аглая! – сделав на ступеньке некое подобие реверанса, сказала девушка.

«Облаял? – Могла я? – Нагая? – Я честно не дослышал и не совсем проснулся, поэтому не очень вежливо уточнил – Чего лая!»

– Агротехническая Лаборатория, – Аглая, – не смутившись, ответила девушка.

– Ага – Максим, и меня ещё не расшифровали, можете заняться – включился в игру я.

– Ну, это мы быстро, – Максимально Симпатичный. – Подойдёт?

– Прямо в точку, примерно так и думал, почему мне раньше никто не говорил? Надеюсь, Вы действительно так считаете?

– Ну, считаю я не очень, я же агротехническая, а танцую, говорят, хорошо – пришла Вас пригласить.

– За что такая честь?

– Здравствуйте, Козявино разве не помните?

– Помню. Вас, пожалуй, забудешь.

– Кому чего с лопастей упало, то, стало быть, его и есть.

– Интересно. Что же вы убежали, меня бросили.

– Испугалась, такое ещё никогда не падало, а вернулась, вас нет. Хорошо Дядя Коля рассказал, куда вас отправил, тут-то я сразу нашла. – Пойдёте? – как-то уж слишком утвердительно спросила она.

– Прямо сейчас? Я собирался, но думал посплю пару часов.

– Не успеете. Еще познакомиться надо.

– С мамой, что ли? – я несколько напрягся.

– Зачем с мамой, со мной, – Она поднялась в кабину и решительно захлопнула снова скрипнувшую на ржавых петлях дверь.

«Вот это гостеприимство», – успело пронестись в голове прежде, чем вихрь – «аглая-моглая-нагая-леглая…», затянул меня вместе с сознанием в какую-то воронку, немного напоминавшую мой спуск по «водяной горке», но гораздо более приятный и впечатляющий…

– Здравствуйте, Козявино, – сказал я через неопределенный промежуток времени, когда, вылетев из воронки, уткнулся на этот раз губами в такой родной уже влажный висок. – У вас всех так встречают?

– Не знаю, до этого люди не прилетали.

– А что прилетало?

– Ну, вещи всякие, приборы, в базарный день еда.

Слова, не достигая сознания, хороводом кружились в тёплом сиянии закатного солнца. Я казался себе какой-то мухой в янтаре, из которого уже миллион лет не хотелось выбираться…

Когда я очнулся, выяснилось, что вечное блаженство длилось ровно столько, сколько было необходимо, чтобы успеть на танцы вовремя. Ещё издали, хотя это плохо применимое к Козявину понятие, я увидел, как несколько человек развешивают на паутине верёвок, тянущихся высоко над площадью, уже горящие разноцветные лампочки. Судя по тому, как быстро продвигалась работа, делали они это достаточно часто. Глаша, как я теперь ее ласково называл, с рассеянной улыбкой смотрела куда-то внутрь, и я не решился ее отвлекать. По мере приближения отчетливей стала различаться одежда, точнее, стало видно, что она практически не различается. Серые костюмы и белые платья в синий горошек.

– Ну, это просто утренник какой-то в детском саду, а не танцы, – весело подумал я сначала. – Сейчас ты за свой камуфляж здесь точно огребёшь, – скучно подумал я потом.

Пора было тормошить Аглаю. Сейчас должно произойти что-то вроде «прописки».

– Войдешь в камеру, тебе бросят под ноги полотенце – вытри об него ноги, – стоп, о чём это я? Конечно, в России, как прописаться в «хату» многие не только понаслышке знают, но сейчас это не то, это лишнее – соберись. – Аглая, – я слегка потряс ее ладошку, зажатую в моей, – почему лампочки горят? Они же не подключены?

Она удивленно посмотрела на меня:

– Куда подключены?

Я не сразу понял:

– К проводам, к розетке, к электростанции, куда ещё?

– А это что?

– Ну, электричество же нужно, чтобы лампочки горели.

– Ничего не нужно, они так горят. Мы их днём, чтоб не мешали, в коробки складываем, а вечером развешиваем. Недавно вот, Митька раскрасил их, чтоб красиво было. Ну, правда, красиво?

– Тогда костюмы чего у всех такие не раскрашенные?

– Это кому какой достался, тот и его, а раскрасить уже будет как не его.

– А лампочки?

– А лампочки общие – это как все захотели, так сделали.

– Что, прям все, никто против не был?

– Как это против, раз все захотели?

– Муравейник какой-то, – чтобы не обидеть Глашу, про себя сказал я. – А, матка у вас тут где? – чуть не вырвалось вслух. Слава Богу, не вырвалось, получилось бы ещё хуже и двусмысленно как-то. – Ничего, что я в зелёном? – нашёл я нейтральную тему.