Борис Целавин - Дорога из АДа

– Молодец я? – Аглая, казалась, сама светилась этой снежной белизной.

– Ещё какой молодец, молодой молодец, золотой! – крепко обнимая ее, и всё ещё любуясь происходящим, в полусне бормотал я…

– Разлетайка в белой щеголихе!?

– Щеголиха в белой разлетайке!?

– Тры-тыры-ты-ты-тыры – зима!…

– Б-р-р-р, приснится же? Тры-тыры-ты-ты-тыры, точно не приснилось – это я подмерз. От снега, как обещали, не осталось и следа, в глаза бил яркий рассветный луч. По сторонам, сонно ворочаясь, начинали скрежетать машины, видимо, готовясь ползти обратно. Ещё ближе розовел, искрясь на юной щеке слегка тронутый рассветом пушок, – Б-р-р-р, – еще раз. То Кудрин, то вообще, Фет, какой-то. – Просыпайся! Етить-матить, ты в Козявино!

Вот – Аглая, вот – экскаватор, вот…

– Дай порулить, – снова что-то неодолимо потянуло меня к рычагам.

– Дурачок, – неожиданно бодрой проснулась агротехническая, – Ты же в озеро уедешь, карпов ловить. Порулишь ещё, спать пошли.

– А техника?

– Светлячки уберут.

Я спрыгнул на землю, чудом успев увернуться, от летящего на меня рюкзака. – Осторожней, там сервиз хрустальный, мама в приданое завернула, – неловко пошутил я, подхватывая летящую следом Глашу.

– Ну, дурачок, и всё, какой хрустальный, ничего там не хрустит, я проверяла. Спать тебе надо.

– Так я вроде тут и спал.

– А теперь вон там будешь спать.

Я даже не стал смотреть, там, значит там. Всю дорогу я жалел, что у Глаши нет хвостика. Зацепился хоботом, закрыл глаза и иди себе…

На кольце опять была пробка, но меня это не сильно беспокоило, поскольку, я ехал к подруге, которая основательно утомила… Я бы так и ехал, не торопясь, весь день, периодически сообщая по телефону координаты раздраженной Нюсе. Однако, была жара, а ждала она меня на пляже, поэтому я проявлял некоторую заинтересованность, периодически сигналя, перестраиваясь, при возможности из одного ряда в другой, скорее, впрочем, от скуки, чем от здравомыслия.

Не прошло и часа, как я приблизился к финишу. Показалась безбрежная парковка, заполненная машинами, и узкая полоска воды на горизонте. Туда предстояло добираться уже пешком. Втиснувшись между двумя, косо поставленными, внедорожниками, видимо, остальные предпочитали держаться от них на более безопасном расстоянии, я попытался выбраться из машины.

– Spec твою Brabusа мать, – цедил я сквозь зубы, просачиваясь в щель между кузовом и дверью, чтобы не задеть угрожающе растопырившего пороги монстра. Одновременно пытаясь вытянуть сумку и набрать по сотовому подругу.

– Ну, ни хрена, не Цезарь, и всё тут 3 3 По воспоминаниям современников Гай Юлий Цезарь мог делать до 6-ти дел одновременно , – констатировал я, поднимая с пыльной площадки свой телефон, а потом и сумку.

Нюся ждала меня на покрывале, разложенном в тени ивы, но достаточно недалеко от воды. Надо отдать ей должное, устраиваться она умела. Стремясь изобразить на лице чувство радости и обиды одновременно, она изогнула губы какой-то причудливой волной.

– Масик, где твоя совесть была там что теперь находится? У меня лапки устали, от мужиков отмахиваться.

– Напрасно, Нюрочка, лапки надо беречь, мужиков тоже. Особенно мужиков. Ты же ладошкой кирпич можешь поломать, не то что этих воздушных созданий.

Нюша потупилась, изображая застенчивость. На самом деле, она любила, когда я вспоминал про её успехи в боевых искусствах.

– Ладно, подхалим, заваливайся и попить что-нибудь дай, я только одну Полу-Колу взяла с собой, лень на горбу тащить было. Зато без машины раньше некоторых на полтора часа добралась.

– Не гунди, есть предложение, – протягивая ещё холодную 0,33 Полу-Колу, начал импровизировать я.

– Предложение? Лишняя рука и сердце, с одной стороны, мне не помешают, но вот сердце ещё не видно, скажем, а с рукой твоей волосатой как я буду смотреться?… Фу! Мака, давай поинтересней что-нибудь.

Вот за что я эту Нюшу люблю и уважаю, диалог она всегда поддержит, причём сама с собой, ей только реплику подать. Можно было подождать минуту, она нашла бы, что себе ответить, но, чувствуя себя виноватым за опоздание, я продолжал:

– Поинтересней? Я тут по дороге голубя чуть не сбил, так он мне, зараза, фак показал и на крышу нагадил.

– Это к деньгам, Макунчик, доставай четыре сольдо, сейчас закопаем, а, как искупаемся, тут уже тонна баксов колоситься будет. И она принялась палочкой ковырять в сухой глине подобие траншеи.

– Чего мелочиться! Я высыпал в траншею всю мелочь, прикрыл свёрнутым в трубочку стольником, засыпал землёй, тщательно разровнял, – Ну, Нюся, мы теперь заживем!

– Раны мы что ли, чтобы заживать? Пошли купаться скорее.

Нюся вскочила, демонстративно покачивая бёдрами, продефилировала к воде.

– Эй, а высиживать Пушкин будет? – Закричал я вдогонку, поднимаясь и ставя для надежности на «схрон» бутылку…

Догоняя Нюсю, по щиколотку проваливаясь в мокрый песок, я неожиданно оступился, и, падая, открыл глаза.

На столе из некрашеного дерева, накрытого белой скатертью, тикал будильник. Такой я видел у бабушки. Круглый, металлический с блестящей кнопочкой и продетым в неё колечком сверху. Будильнику тогда не повезло, зато у меня появилось много маленьких волчков с тонкими ножками, опоясанными шестеренками. Этот будильник был явно в добром здравии, смотрелся вполне законно и уместно.

Надо было только чуть-чуть напрячься и всё вспомнить. На всякий случай предварительно хорошенько зажмуриться, чтобы исключить всякую возможность самообмана и ещё раз открыть глаза. Всё на месте: стул, скатерть, будильник, в окне силуэт трубы – Козявино. Ещё раз: «Здравствуйте!»

Осторожно выбравшись из-под одеяла, с удивлением и любовью посмотрев, на мирно спящую Глашу, я потихоньку выбрался на кухню. Стол, несколько полок, раковина, электрическая плитка, холодильник «Север», дощатые стены, настенные часы. Наверное, у всех также, вспоминая вечернее «пати», заключил я. Функционально, без излишеств. Стало быть, кофе, где-то в банке над плиткой, а чашка – в полке над раковиной. Хоть в этом ничего удивительного. Минут через десять, соорудив из подручного материала горку бутербродов и пару чашек кофе, я уже тащил все это на разделочной доске, за неимением подноса, моей спящей царевне. Неожиданно зазвонил будильник. Три часа дня, куда это она собралась в такую рань?

– Молодец, – потягиваясь, сказала Глаша. – Раз всё приготовил, пораньше пойдём.

– Очередь, что ли занимать? Куда? В магазине нет ничего, базарный день завтра.

– То-то и оно, что базарный день завтра. Что сегодня прилетит – завтра на базар и отнесём. А тебе ещё коробку найти надо.