Владимир Степанов - Кочан

При новой власти рост села вскоре прекратился. Последними на поселение прибыли петербургский городовой с партией чумазых мужиков разных возрастов. Когда была поставлена последняя изба, село насчитывало сотню дворов в три ряда стоящих. Разброс домов в начале поселения был велик, а в конце избы вплотную жались друг к дружке. И село приняло форму большого клина, где дома сходились в одну точку. И точку на острие этого клина ставила добротная изба отца Козолупа.

При Советах название села «Задрыщев Клин» Калужской губернии было утверждено большевиками единогласно. Оно полностью соответствовало названию, как по форме, так и по содержанию.

Вначале, большевики, перекраивая карты бывшей российской империи, усомнились в названии этого села и копнули поглубже царские архивы, где всё и прояснилось. Архивные документы указывали, что первым поселенцем, значился смутьян народных масс из южных окраин с отвратительным прозвищем – от него и пошло всё…

Это был запорожский казак, сосланный по приказу царя – Опанас Задрыщак. Он же являлся и главным «архитектором» села. По прибытию новых поселенцев, Задрыщак одним движением пальца указывал направление, где ставить избы. Село помаленьку застраивалось по указанному направлению первого поселенца, и каждая новая изба, невольно, сближалась плотнее с соседней.

Мужики, прибывшие последними партиями, начали изучать местность в округе. Оказалось, что первооткрыватель Задрыщак и шага не сделал лишнего, чтобы изучить ближайшую округу, он просто указал направление и прямо на топкие болота, которые с трёх сторон окружали строящееся село лихого народа.

Ещё задолго до прихода новой власти, поселенцы на очередном сходе порешили выбрать старосту. Надоело селянам постоянно драться и враждовать меж собою. Людям нужен был какой—никакой, но хотя бы малый порядок, чтобы все вопросы на селе решать мирным путём.

Единым решением старостой села был избран Пипин-Второй. Пилипинов Е. Г. – «Пипин-Второй», так рекомендовал себя петербургский городовой селянам и не иначе! Человек городской, из самой столицы, грамоте обучен, знающий законы и порядок, и опыта не занимать – сорок годов службе отдавший.

Избранный староста приступил к своим обязанностям. Как человек городской, порешил на селе обозначить улицы. Из домов, стоящих в три ряда, намечались две улицы и один проулок. Дело стало за малым – именами каких героев назвать эти, так называемые, улицы?

Тёплым, летним, ранним утром собирал староста за селом на зелёном лугу мужиков. Велено было харч, самогон и квас с собою несть, так как сход обещал быть долгим и спорным. На повестке долгого дня обсуждений стоял один единственный, но важный вопрос – какими же именами двух героев, назвать эти безымянные, кривые, немощёные улицы?

И чего только не наслушались задрыщевцы о предках близких и дальних соседей своих. Какие только истории они не услышали о деяниях человечьих, где каждого второго за такие геройства на кол сажать надо, а его в герои метят. Кто плевался, кто крестился, кто страшно матерился, а кто, на ходу спуская портки, мчался в густые кусты.

Страсти поселенцев-рассказчиков накалялись всё сильнее и сильнее, подогреваемые жарким солнцем и крепким самогоном. Спор мужиков и ночь застал. За эту ночь, каждый узнал, кто есть кто. Кто был хорошим соседом, стал злейшим врагом, и наоборот. Староста, поскрёбывая лысый затылок, уже начал сомневаться: «Зря затеял! Будь неладны эти улицы, вместе с затхлым проулком. Хорошо драки не случилось!».

Когда утреннее солнце осветило поляну, взъерошенные, усталые мужики, едино и без спора, выбрали наконец-то героев. Это были смоленские холопы, мужик с бабою. Участники Отечественной войны 1812 г. супротив Наполеона-Бонапартия – лесные партизаны.

По домам мужики расходились, шатаясь от бессонной ночи и полные впечатлений самых противоречивых. Послабее кто, оставались на траве, в росе лежать, до полного протрезвления и восстановления сил, оставленных в жарких спорах.

Следующим утром просыпались задрыщевцы каждый на своей улице. В начале села, с его широкой стороны, были врыты свежевыструганные сосновые столбы с указателями, на которых чёрной краской сияли вписанные имена героев.

Улица имени «Федулки Скирдякина» и улица имени «Феколки Скирдякиной» – то были муж и жена, холопы смоленского помещика. Когда француз ступил на русскую землю, взяли они вилы и ушли от барина. Подались в глухие леса и стали партизанить.

Уж больно ловко Федул и Фёкла управлялись с вилами. Молва народная о них по всей Смоленщине разносилась. Сказывают, залезут оба на сосны и дожидаются обоз иль отряд французский. Как тот появлялся, глухарём прокукарекают и валятся вдвоём и прям на головы супостатов. Пока те в безмолвном расторопе стоят, они их на вилы и в скирд всех валят. Говорят, сам Кутузов, когда настало время гнать француза, самолично разыскал их и каждому по «Георгию» вручал.

Как назвать проулок, было делом пяти минут. Он уже сам по себе давно название себе дал. Дом отца Козолупа, отделяла от всех домов села узкая тропинка. Её и определили проулком, под названием «Смердящий огород».

Святой отец к названию проулка претензий не имел, покорно принял его название, крыть было нечем. Страшная вонь квашеной капусты и солёных огурцов разносилась по всему двору и за его пределы. Пустые бочки, с прилипшей к стенкам капустой, грелись на солнышке в ожидании дождя, чтобы отмыться до следующего урожая.

Гулял отец Козолуп, прямо сказать, с размахом широким, щедро, за пятерых гулял. Угощал всех, которые не сторонились его и уважали добродетеля своего. Замолив в глубоких поклонах и испросив у Господа прощения и отпущения грехов своих, вставал батюшка с карачек, снимал рясу и закрывал тяжёлые двери церкви до тех времён, когда православная душа грешника, сама, не потащит его взбираться тёмной ночью по крыльцу храма и запереться для полного просветления ума и очищения прелюбодейной грешной плоти в нескончаемых молитвах до полного облегчения, осознав всем нутром своим, что Господь услышал его и благословил прощённого выйти в народ на сотворение деяний праведных.

И тогда, прощённый, он шёл в люди с очищенною душою и добрыми намерениями. Шёл творить благое дело – с грешников грехи снимать! Так уж распорядился Господь, что насовал в места эти непослушников да строптивцев, не ужившихся с народом Бога почитающим. Душу грешную, святой отец выслушивал внимательно, не торопя кающегося, ныряя вместе с ним в тяжёлый груз его глубоких страданий. Когда же таинству исповеди приходил конец, он встряхивал грешника так, что тот чувствовал полёт с крыши, и наступало необыкновенное облегчение. Грехи были сняты, а святой отец был приглашён в дом разделить трапезу за столом, с перечислением наперёд набора яств и гостей, по случаю глубочайшего очищения души и тела.