Елена Виг - Редактируя судьбу

Этот ребус мне еще предстояло решить, а сейчас нужно было обжиться в этом незнакомом мне мире, купить какую-то еду, посмотреть, есть ли постельное белье, мыло, туалетная бумага. Я начала исследовать квартиру и писать список вещей, которые необходимо купить, хотя и не представляла, на какое время я сюда приехала. Возможно, что завтра адвокат скажет мне, что одной моей подписи достаточно, что я могу вечером садиться в самолет и лететь в Москву, а он завершит дела и вышлет мне соответствующие документы. Но может быть и другой вариант, когда мне придется самой ходить по инстанциям. Этот вариант представлялся мне наиболее вероятным, учитывая то, что я слышала от Андрея про израильскую неторопливую бюрократию. А от того, как пойдут дела, зависело то, какие продуты и в каких количествах нужно закупать. Да, не люблю я такой неопределенности!

Холодильник совершенно пуст, все кухонные ящики тоже. Но в туалете запас бумаги, жидкое мыло, шампунь. Если кто-то здесь убирался после ее смерти, то почему забрали только съестное? А если это сделала она сама, то значит, она, уходя в больницу, знала, что оттуда не вернется, и что я не потороплюсь приехать. Вот и выбросила все сама, чтобы ничего не протухло, и мыши не завелись. Я представила человека, таким образом готовившегося к своей смерти, и мне стало не по себе.

Что-то во всем этом не рифмовалось с тем образом моей золовки, который сложился за девять лет нашего с Андреем брака. Он всегда объяснял мне, что она очень плохо приспособлена к реальной жизни, к общению с бюрократией, что не умеет сама принимать решения, что в бытовых вопросах она хуже малого ребенка. Тогда кто все это сделал? Кто очистил кухню? Кто завел адвоката и написал завещание? Кто оплатил свои похороны? Кто озаботился, чтобы я узнала о ее смерти?

Это мог сделать только человек, отлично умеющий все продумывать и организовывать. Я подумала, как Андрей удивился бы, узнав, что его сестра на такое способна. А может он знал и только мне объяснял, что она страшная неумеха, не способная без него прожить? Может быть, ему нужно было, чтобы я в это верила и не сопротивлялась, когда он мчался к сестре по первому ее зову? Интересная мысль! Сейчас этого уже не узнаешь, но все возможно, ведь связь между близнецами – дело тонкое. Говорят, что они неразрывны, не могут жить друг без друга в самом буквальном смысле. Я не могу винить его за то, что он в ней нуждался, может быть, больше, чем во мне. Пусть по-другому, но ему реально было плохо, когда он ее долго не видел, особенно если вбивал себе в голову, что у нее проблемы. Он просто места себе не находил и срывался к ней, несмотря ни на какие уговоры и увещевания с моей стороны. Нам, не-близнецам, их не понять!

Супермаркет оказался очень близко, практически за углом. Ну, не супермаркет, конечно, а так, лавочка местного значения. Ассортимент бедненький, но все необходимое для того, чтобы не умереть с голоду, есть: чай, кофе, хлеб, какие-то молочные и мясные продукты. Я с интересом рассматривала упаковки и пыталась догадаться, что в них находится – ни единого названия на английском, сплошной иврит, будь он неладен! Купив самое необходимое, вернулась домой, вскипятила чайник и с чашкой кофе села на низкий диван.

Итак, что мы имеем? Эта большая комната использовалась Леной под мастерскую – она была художницей. В Москве она занималась книжной иллюстрацией, а что она делала после переезда, я толком не знала. Учитывая мое отношение к его сестре, Андрей предпочитал в наших с ним разговорах вообще обходить эту тему. Я даже помню, когда это умолчание началось, вернее тот разговор, после которого имя его сестры перестало звучать в нашем доме. Они с матерью еще жили в Москве, это было года через два после нашей свадьбы. Мой муж в очередной раз к ним сорвался после звонка сестры, порушив имевшиеся у нас с ним планы. Я точно не помню, что это были за планы, но меня это разозлило ужасно. Именно злость свою я помню отчетливо, черную злость на него и его семейку, которая продолжает считать его своей собственностью. Вернувшись домой, он попытался объяснить мне, что такое срочное у них стряслось, а я прервала его, причем очень резко и грубо, чего обычно никогда не делала.

– Я не желаю больше ничего слышать о них, – сказала я. – Их жизнь – это только твое дело, даже не пытайся сделать меня частью этого вашего сумасшедшего семейства. Мне достаточно того, что их интересы ты всегда ставишь выше моих. С этим мне придется смириться, может быть, когда-нибудь я даже привыкну, но не думай, что я это пойму и приму. Я не хочу иметь с ними ничего общего.

Как сейчас помню его реакцию: на лицо как будто тень упала, таким оно сделалось серым. Он не стал упрекать меня в черствости, только сказал: «Мне жаль, но ты всегда будешь иметь с ними одно общее – меня». Мне, слава богу, хватило тогда ума ничего ему не ответить. Мы разумно решили не углублять этот конфликт, но с тех пор он просто сообщал, что уходит, даже не вдаваясь в подробности. Если я спрашивала, куда, он коротко говорил: «К своим».

Однако, объективности ради, не я была инициатором этой войны. Когда мы начали встречаться, он очень долго не хотел знакомить меня со своими родными. Я знала, что отец умер, Андрей живет с матерью и сестрой. Сестра – его близнец, и они очень близки. Он уже переехал ко мне, а я все еще не была с ними знакома, а если я предлагала пригласить их к нам, то слышала в ответ «пожалуй, не стоит». Не то, чтобы мне они были нужны, но такая ситуация представлялась странной и неправильной. Я даже как-то впрямую спросила его, почему он прячет меня, и получила в ответ: «Ты им не понравишься». Вот так, честно и откровенно.

– Господи, а что во мне не так? Я что уродина? Или, может быть, дура? Я не умею себя вести в обществе и ем руками? – возмутилась я.

– С тобой все нормально, но ты забираешь меня из семьи, поэтому ты по определению их враг.

– Это они тебе сказали?

– Нет, но мне и говорить не надо, я и так это знаю.

– И что же теперь нам делать? – я была совершенно сбита с толку.

– Ничего, просто жить. Ты же не за них замуж выйдешь, а за меня.

Вот так он сделал мне предложение, в самый, казалось бы, неподходящий и неромантический момент.

Свадьба была очень скромная, его мать на нее не пришла, а сестра удостоила. В ее внешности не было ничего отталкивающего, но она поражала полным отсутствием вовлеченности в происходящее. Казалось, она не понимает, зачем она здесь, и что от нее хотят. Муж представил нас друг другу. Помню, что я улыбнулась и протянула ей руку. Это рукопожатие было совсем не дружеским – ее рука была вялой и такой же холодной, как и взгляд. Мы кивнули друг другу, она отошла в сторону и, кажется, за весь вечер ни с кем так и не заговорила.