Александра Гусаревич - Когда увидишь меня – плачь

Гораздо сильнее его занимало другое. Он понимал, что, вероятно, сам прыгает в ловушку, но ничего не мог с собой поделать. Здравый смысл подсказывал, что лучше включить голову, пока не поздно, но, кажется, поздно было уже в тот миг, как он прочёл каракули Бернарда.

Что если и Оскару удалось выжить – вот единственное, о чём он думал, оставляя позади квартал за кварталом.

Между собой они привыкли говорить о нём «пропал» – обманчиво нейтральное слово, которое злило Адама своей заведомой лживостью. Полли и Том не верили, что Оскар мог спастись, и просто не хотели лишний раз ранить его словом «погиб», которое было куда ближе к истине. Никто не знал, что в действительности с ним произошло, никто не видел тела, но и что с того? С другими аннулированными было точно так же: они бесследно исчезали, и их никогда больше не видели, ни живыми, ни мёртвыми. Вот только в истории с Оскаром было слишком много странностей, которые Полли и Том, да и сам Адам, не могли объяснить.

Он ненавидел вспоминать тот день, но всё равно делал это чаще, чем ему бы хотелось. Одиннадцать лет, прошедшие с тех пор, не изгладили память и не примирили его с потерей. Но если бы он и пытался забыть, Алмазные Псы не позволяли ему этого: три года подряд они регулярно забирали его в Управление, допрашивали и били, снова и снова. Затем отпускали, и Адам бродил, как сомнамбула, баюкая свои раны до следующей поездки в чёрном автомобиле.

Он так и не понял, чего они добивались. Рассказать им Адаму было нечего, но Псы раз за разом задавали одни и те же вопросы: когда он узнал о заговоре, какую роль играл в этом Оскар, а какую родители, о чём именно они говорили дома, особенно в тот, последний вечер. Честный ответ «я не знаю» всегда был ошибочным и всегда приводил к наказанию. Но других ответов у него не было.

Адаму было пятнадцать, когда всё случилось. Накануне того дня брат вернулся поздно, взвинченный и бледный, и заперся с родителями в гостиной, где они просидели чуть ли не до утра. Как Адам ни возмущался, его отправили к себе в комнату и велели ложиться спать. Но заснуть он не мог и некоторое время отирался у дверей, пытаясь подслушать их разговор. Голоса доносились приглушённо, и слов разобрать не получалось. Изредка Адаму казалось, что он слышит мамины всхлипы.

Его разбудили на рассвете. Родители и Оскар были полностью одеты, будто собрались в дорогу. В прихожей сонный Адам заметил чемодан, но на все расспросы ему отвечали одно: времени нет, выход через двадцать минут, одевайся, и быстро. Не вполне соображающий, что к чему, он послушно собрался, и вскоре они спустились к незнакомому автомобилю, припаркованному возле подъезда. Отец сел за руль, мама – с ним рядом, а Адам забрался на заднее сиденье. Оскар остался на улице, и когда машина тронулась, так и стоял, молча глядя им вслед. Это был последний раз, когда Адам видел брата.

Пока они ехали, он донимал родителей вопросами, но то, что ему удалось узнать, толком ничего не проясняло. Они сказали, что если сейчас не выбраться из страны, всю семью аннулируют. Они сказали, что Оскара кто-то предупредил. Его таинственные друзья помогли организовать побег, и брат должен ехать отдельно, но он встретит их у КПП на выезде из города. Они обещали всё объяснить, как только окажутся по ту сторону границы.

Но этого не произошло. Остаток пути ехали молча, а когда впереди показалась бетонная стена, увитая поверху колючей проволокой, Адама одолели дурные предчувствия. Отец остановил машину у ворот КПП, но двигатель не заглушил. Кажется, он и сам не был уверен, что они поступают правильно. На секунду Адаму показалось, будто он сейчас развернёт автомобиль и помчит их обратно, но отец отпустил руль и просто сидел в ожидании.

Из будки вышли трое с автоматами. Их лиц не было видно за зеркальными забралами шлемов. Один подошёл к их машине со стороны водителя и грубо дёрнул за ручку. Другой в это же время открывал дверь у пассажирского сиденья. Не в силах пошевелиться, Адам смотрел, как его родителей выволокли наружу. Автоматная очередь прокатилась по окрестностям, и два тела рухнули на землю. Затем чья-то рука вытащила Адама из машины, и больше он ничего не помнил.

Позже он узнал, что его ударили прикладом по голове и оставили валяться рядом с телами родителей. Почему не убили, почему позволили увезти, – об этом он до сих пор мог только догадываться. Очнулся Адам уже в Управлении, но провёл там не больше часа. Его вытащил Ян, друг Полли со связями, и отвёз домой к ней и Тому. И это тоже было странно.

С тех пор в жизни Адама вопросов стало гораздо больше, чем ответов. Родителей убили у него на глазах, в их смерти у него не было сомнений. Но Оскара на КПП он не видел. И тела Оскара тоже. «Логичнее всего, – думал он, – что брата схватили раньше, и он попросту не доехал до поста». Но Адама три года таскали по допросам, пытаясь выяснить подробности какого-то заговора. Зачем они это делали, если Оскар был у них в руках? Его не могли пристрелить прежде, чем он сознается во всём, что совершал и не совершал.

Сколько Адам ни бился, картинка не складывалась. Все теории рассыпались об эту задачу со множеством неизвестных. Но, как бы то ни было, в глубине души он отказывался считать брата мёртвым. Полли и Том могли убеждать его в чём угодно, но пока он не получил доказательств обратного, в его сознании Оскар продолжал жить.

И вот теперь эта записка. Она не отвечала на вопросы, а лишь добавляла новых, и всё же давала пусть абсурдную, но надежду. Адам не мог успокоиться, не мог больше сидеть и ждать, пока разгадка явится сама. Сейчас он был в состоянии лишь бесцельно носиться по городу, но это пройдёт, мысли придут в порядок, и тогда он решит, что делать дальше.

Сам не помня как, ближе к половине десятого Адам обнаружил себя у входа в метро на проспекте Уинстона Смита. К этому моменту усталость уже начинала возвращаться к нему, наваливаясь сразу всей накопленной за день тяжестью, и он решил, что пора вернуться к подушке или, по крайней мере, под крышу.

Он спустился на платформу, уже почти пришедший в себя, и стал ждать поезда. На станции как обычно воняло застарелой мочой и сухой ветошью, а под ногами хрустели пакеты от чипсов. Тусклый зеленоватый свет, отражавшийся от белых кафельных стен, придавал лицам пассажиров болезненный вид.

Вдруг боковое зрение подало сигнал об опасности. Кто-то приближался к нему справа, и Адам по привычке, ставшей уже условным рефлексом, мгновенно вернул на лицо свою обычную маску.

Когда условный противник весело замахал рукой, он почувствовал такое облегчение, что только в эту секунду осознал, как страшно был напряжён последние несколько часов. Знакомая фигура в мешковатом свитере и старом пальто оказалась всего лишь Томом, и вместе с радостью от этого факта к Адаму пришло и новое откровение: вот кто ему нужен, вот с кем он должен всё обсудить, немедленно!