Надежда Сухова - Фантазиста. Первый тайм

Семья Менотти устраивала у себя вечеринку. Видимо, гости были приглашены задолго до принятия решения забрать меня из «Резерва», поэтому Джанлука и София очень волновались, не создам ли я им проблем. Волновалась в основном, конечно, София. Она дважды проводила со мной разъяснительные беседы, при этом оба раза брала с меня клятву, что я буду послушным и благоразумным. Я клялся. Мне не хотелось, чтобы синьора Менотти расстраивалась, и я, чтобы доказать свою способность к послушанию, целый день перед вечеринкой вёл себя, как идеальный ребёнок. Синьора Бароне не уставала хвалить меня, а вечером после ужина даже сказала Софии:

– Какой у вас прелестный мальчик!

Та не обратила внимания на эти слова, только улыбнулась и кивнула. А у меня от этого высказывания по спине побежали мурашки. Очень приятные мурашки, от которых немного кололо в носу, как перед наступающими слезами. Это «у вас» в одну секунду сблизило меня с синьорой Менотти настолько, насколько это вообще было возможно. Я тут же погрузился в мир сладостных грёз, в котором я был родным сыном Джанлуки и Софии со всеми вытекающими из этого последствиями.

В девять вечера синьора Бароне уложила меня в кровать. Я был так взволнован её словами за ужином, что не мог сомкнуть глаз. Но чтобы не утруждать добрую женщину долгим сидением у моей кровати, я притворился спящим. К тому же были у меня свои планы на эту новогоднюю ночь, и общество няни в них не входило.

Убедившись, что я сплю, синьора Бароне покинула мою комнату. Для верности я ещё минут десять полежал с закрытыми глазами, чутко прислушиваясь к тому, что происходит в доме. До меня никому не было дела, и я перебрался на подоконник. Мне было ужасно интересно узнать, какие гости придут. И хоть из моего окна не было видно подъездной дорожки и крыльца, а только фрагмент дороги за забором, я довольствовался и этим. Когда по ней в сторону города проехало такси, я понял, что оно увезло синьору Бароне. Теперь можно было приступать к моему плану.

Я приоткрыл дверь и разведал обстановку. В доме всё кипело в преддверии праздника. Прибыла машина из ресторана, и три проворных официанта в строгих бордовых униформах носили блюда с закусками в гостиную, а бутылки с вином и шампанским – на кухню. Джанлука – нарядный и энергичный – командовал ими, то тут, то там слышался его голос с капитанскими интонациями. София в это время принаряжалась в спальне.

В десять вечера негромко заиграла музыка, а вскоре приехали первые гости. София спустилась их встречать. Чтобы хорошо обозревать холл, мне пришлось покинуть свой наблюдательный пост за дверью и переместиться за широкую стойку балконных перил. Большинство из приезжавших я не знал, но мне нравилось, что все они были молодыми, нарядными и весёлыми. Дамы радостно приветствовали Софию и целовали её в щёчку. Их спутники уважительно жали Джанлуке руку и похлопывали по плечу. Вот появился Беллино Саббья – нападающий клуба, где играл Менотти. Потом приехала известная телеведущая Алессия Пэнна со своим новым ухажёром. Пожаловал вратарь другого столичного клуба Андреа Либерио. Хоть он и был на поле принципиальным соперником Джанлуки, но дружил с ним ещё с тех времён, когда они вместе играли в молодёжной сборной.

Мне нравилось наблюдать, как гости общаются с хозяевами дома и друг другом. Но когда в очередной раз открылась входная дверь, я чуть не вскрикнул от удивления и страха одновременно: в холле появился мой отец. Он был безумно красив и грациозен: чёрные волнистые волосы почти до плеч, смуглая кожа, белая рубашка, чуть расстёгнутая на груди и тёмно-синие джинсы. Но больше всего меня поразила его улыбка – ослепительная и настолько родная, что даже комок в горле встал. Я готов был поклясться, что именно эту улыбку я видел каждую ночь во снах. Джанлука с моим отцом обнялись, потом тот галантно поцеловал Софии руку, они перекинулись парой фраз. Кажется, я даже не дышал в этот момент, я буквально пожирал отца глазами. Меня мучил и одновременно радовал его приход. Никогда в жизни я ещё не был так близок к этому человеку – нас разделяло десять метров. И невозможность обнаружить себя в ситуации, которую я ждал всю жизнь, убивала меня. Мне хотелось плакать и визжать от восторга. Мне хотелось сбежать по лестнице и прижаться к отцу, но я боялся этим поступком испортить отношения с Софией. И я сидел молча, не сводя восторженных глаз с человека, благодаря которому появился на свет.

К сожалению, был один факт, омрачающий такой внезапный и дорогой подарок на Новый год: мой отец пришёл не один, а с невестой. Она единственная из гостей не понравилась мне. Была она миленькая, как кукла, но чересчур вертлявая и громкая, всё время смеялась, словно заведённая. Мне казалось, что отцу она тоже не нравится. Иначе он бы не пытался всеми правдами и неправдами избегать её общества. А если ему это не удавалось, то он тут же вместе с невестой вливался в какую-нибудь группу гостей, которую незаметно покидал через пару минут. В одиночестве.

Засмотревшись на отца, я чуть не прозевал дежурный рейд Софии. Синьора Менотти намерена была убедиться в том, что я крепко сплю, чтобы со спокойной душой продолжить праздник. Я опрометью кинулся в комнату, в два прыжка очутился под одеялом и едва успел принять позу «сплю как младенец», как в дверях появилась София. Она на цыпочках прокралась к моей кровати, поправила одеяло, присела на край постели и с минуту то ли любовалась мной, то ли, почуяв подвох, выжидала. Но я победил в этом состязании хитрости, и синьора Менотти, поцеловав меня в лоб, шепнула: «Спи, солнышко» и ушла.

Эти финальные нежности каким-то странным образом наложились на впечатления от прихода отца, и сердце моё застучало, как отбойный молоток. Мне казалось, что это не София вовсе, а мой папа поцеловал меня и произнёс ласковые слова. Мне было приятно и нестерпимо больно от этого. Почему я вынужден лишь мечтать о том, что должен был иметь с рождения? Почему моя мама лежит на кладбище, а отец пьёт шампанское с какой-то кралей и даже знать не знает, что у него есть я! Негодование сменялось в моей душе с жалостью к себе и наоборот, и я терялся, не зная, что мне предпринять. Я жаждал увидеться с отцом, я был уверен, что он сразу узнает меня и все поймёт. Такой красивый человек просто не мог оказаться набитым дураком! Но как мне спуститься вниз, не столкнувшись с Софией? Голова моя трещала от напряжения, с которым я разрабатывал диверсионный план. Как бы там ни было, но лежать в кровати и жалеть себя, когда мой папаша беспрепятственно разгуливал по дому, было глупо. И я снова выбрался из комнаты.

На этот раз я передислоцировался почти к самой спальне Менотти, потому что оттуда была видна бо́льшая часть гостиной. Мужчины и женщины пили коктейли, разговаривали и смеялись. Между ними сновали бордовые официанты. Красивый женский голос пел под «минусовку» – наверное, Менотти пригласили профессиональную певицу. Но я высматривал в пёстрой толпе белоснежную рубашку моего отца. Он словно под землю провалился. Может, спрятался в укромном уголке от своей хохотушки? Может, уехал домой, пока я изображал перед Софией спящего? Больше никаких вариантов мне на ум не приходило. Я был в отчаянии, что упустил такой шанс, может быть, единственный в жизни.