Светлана Гершанова - Милостью Божьей

– Звездой? – произнесла моя мама озабоченно. – Нам не надо звёзд!

Дома она сказала, между прочим:

– Я встретила твою лагерную библиотекаршу, она считает, что ты станешь театральной звездой.

– Правда? – обрадовалась я.

– Ты что, всерьёз решила стать актрисой? Да ты с ума сошла! Никогда я этого не допущу. Что я, зря вам всю жизнь отдала? Ты ведь не знаешь, что такое кулисы, какие отношения между актрисами и режиссёрами. Будешь порядочной женщиной, никто тебе ни одной роли не даст. Театр не для тебя, выбрось это из головы! Надо же, я и подумать не могла, что это у тебя так серьёзно. Больше ты не пойдёшь в драмкружок.

В первый раз в жизни я просто не послушала маму. Как это я не пойду в драмкружок? Да я жизни не представляю без сцены!

На следующем занятии была генеральная репетиция Новогоднего праздника. Я сидела в своём обычном углу и смотрела, как на сцене прыгают зайцы и вразвалочку ходит большой коричневый медведь. И тут пришла мама и села рядом со мной. После репетиции, не говоря мне ни слова, подошла к руководительнице:

– Извините, Светлана не сможет больше посещать драмкружок. Ей нужно больше уделять внимания школе.

Меня отпустили с лёгкостью, я ведь ещё не произнесла ни слова! Они ничего не знают обо мне! Мы шли домой, я молча глотала слёзы.

– Что там интересного? Зайцы и медведи! И ты, серьёзная взрослая девочка, смотришь эту ерунду!

На следующее занятие я пришла, конечно. Следом пришла мама. Как она кричала! Я и представить себе не могла…

– Морочат ребёнка, вбивают в голову, что она звезда. Она ни о чём другом уже и думать не может! Мать работает, как вол!

– Кто это ей сказал, что она звезда? Мы здесь ничего подобного не говорили. Она сама это выдумала!

Я никогда не забуду этот позор. Будто меня высекли на площади. Больше я в кружке не появлялась, я не могла там смотреть никому в глаза.

Как-то на углу я увидела мальчика. Он много лет ходил в этот кружок, но ему редко давали роли. Я всегда боялась встретить кого-нибудь из свидетелей того моего позора.

– Здравствуй!

– Здравствуй. Я никогда тебя не видела у нас на улице.

– Я узнал, где ты живёшь. Хотел тебе сказать… Я тогда сразу понял – ты обязательно станешь актрисой. Это ничего, что тебе так и не дали роль. Давай поедем поступать в театральный!

– Но я же ещё не кончила школу…

– Это не важно, есть училища, вроде техникума. Давай убежим из дома и поедем поступать!

Это была великолепная идея.

– Я подумаю. Когда ехать?

– Через неделю. В семь вечера буду ждать тебя на углу Газетного и твоей улицы. Деньги на билеты у меня есть, а там будет стипендия. Надо быть решительным, если хочешь чего-то добиться.

Я ушла в полном смятении. Конечно, надо быть решительной. Но как это, взять вещи и просто уйти из дома? Мама рассердится… Нет, она расстроится.

И Вовку жалко бросать, и свой город… Я так привыкла каждый день по дороге в школу видеть Дон на повороте.

И куда мы поедем, просто в Москву? А где жить? А если меня не примут? Ведь даже во Дворце пионеров меня не разглядели…

Вовка смотрит на меня внимательно:

– Свет, что, двойка?

– Нет.

– У тебя какой-то взъерошенный вид.

– Понимаешь, один мальчик зовёт меня в Москву, поступать в театральный техникум.

– А мама разрешит, как ты думаешь?

– Никогда. Ей нельзя говорить, нужно уехать потихоньку.

Вовка смотрит на меня растерянно. У него просто не укладывается это в голове.

– А когда ты вернёшься?

– Наверное, никогда. Мама не простит меня.

– Света, послушай, очень тебя прошу. Остался только год, и можно будет поступать в Театральный институт. Я тебе обещаю, мы уломаем маму, она подумает и согласится!

Как легко я дала себя уговорить…

Чего мне не хватало в жизни, так это безрассудства. А мальчик этот стал артистом, и работал в театре всю свою жизнь.

Судьба подарила мне одну из главных ролей в студенческом спектакле, и самые лучшие сцены Москвы и страны, и работу с легендарными артистами в одной мастерской, и огромные залы… Но не театр.

Звёздной болезнью я переболела, как корью, в детстве. Не выдержала испытания медными трубами.

Наверно, считала себя самой умной и начитанной. Стыдно вспоминать, других мнений для меня не существовало. Как только выносили меня подруги!

Писала без ошибок, поэтому у меня часто спрашивали, как пишется то, или иное слово. Я отвечала, даже когда не была уверена. Как это Главный редактор не может ответить! Один раз ошиблась, проверила по словарю и чуть не сгорела со стыда.

А в девятом классе вдруг все стали писать стихи. С парты на парту летали записки в стихах. И всем хотелось славы, хотелось видеть свои стихи в школьной газете! Надо сказать, своих стихов я не печатала, не злоупотребляла служебным положением.

Но тут написала басню на эту злободневную тему. И напечатала.

Свежий номер стал на своё место под стекло на переменке, а я вошла в класс. Там царило звенящее молчание, класс объявил мне бойкот. Он длился невыносимо долго.

Наверно, это была наивысшая точка маятника. Он замер и качнулся в другую сторону.

Конечно, самообразование было всю жизнь. Но ещё было и самовоспитание. И тоже книгами, больше просто негде было черпать.

Началось с «Клима Самгина» – никто, никто не мог дочитать книгу до конца. Положение обязывало, и я дочитала. И вдруг начала мучиться, что мы с ним похожи! Я такая же слабая, безвольная – в общем, всё самое отрицательное в нём примерила на себя. Оказалось впору.

Маятник качнулся в другую сторону, и опять до предела, до высшей противоположной точки. Я судила себя самым строгим судом, не действия даже, – помыслы, побуждения.

И это осталось на всю жизнь. Какие-то свои поступки я себе так и не простила, – что называется, суд без права на помилование. Жизнь от этого становилась всё сложнее.

Есть выражение – круг общения. У меня нет, и не было круга общения, как такового, были концентрические круги. Дальнему – прощала всё или почти всё. Меньше всего – себе и ближнему кругу. Правда, с возрастом стала мягче.