Светлана Гершанова - Я у мамы дурочка

– Ты задал мне очень трудный вопрос. Иногда напишешь четыре строчки, которые тебе нравятся, или вдруг стихотворение – и целых пять минут чувствуешь себя поэтом. Потом это проходит.

Два нарушителя спокойствия срываются с места. Моя подруга пытается их удержать, но только тенниски мелькают в перелеске.

Возвращаются с огромными букетами черёмухи. Рядом с дежурным букетом цветов их охапки выглядят такими же нарушителями спокойствия, как они сами. И моя подруга только разводит руками:

– Ну никогда не знаешь, чего от них ожидать!

На собрания в Союз писателей регулярно приглашали десяток молодых и меня в том числе. Мы слушали о невероятных достижениях ростовских литераторов. В конце каждого ежегодного доклада была фраза, что у писательской организации подрастает хорошая смена и надеждой донской литературы являются…

Я неизменно, из года в год, была в этих «надеждах». У меня надежда тоже была, конечно, но с каждым годом она становилась всё тоньше и тоньше, я десять лет после первой книги стихов безуспешно пыталась выпустить вторую.

Очередная кампания партии и правительства называлась «работа с молодыми». То есть название наверняка было пространное и красивое, но суть именно такая.

Нас, человек двадцать, собрали в конференц-зале «Молота». В президиуме было почти столько же – правление в полном составе и представители, как говорится, всех ветвей городской власти.

Мы сидим и слушаем, как с нами прекрасно работает Союз писателей. Как они понимают наши проблемы! Как они поддерживают нас!

Слушали мы по-разному, кто-то улыбался, кто-то мрачно смотрел в пол. Кто там с нами работал, кому до нас было дело! До собрания, в коридоре, один очень способный молодой прозаик сказал, что ему хочется повеситься от безысходности.

Мне каждый год возвращали рукопись с плюсами на каждой странице и двумя отрицательными рецензиями – моего сверстника, Халупского, и Гарнакерьяна, в то время одного из главных ростовских поэтов.

И этот самый Гарнакерьян сейчас говорил с трибуны, как важно поддерживать молодых.

– Мы их, как птенцов, подсаживаем на забор, чтобы им легче было взлететь! Это как протянуть руку пловцу, помочь ему сесть в лодку!

Я не собиралась выступать. Привыкла относиться иронически к таким кампаниям. Но выносить такое фарисейство!

– Можно мне пару слов? Спасибо. Я хочу сказать, что помогать нам не надо, мы уж сами как-нибудь. Не надо нас подсаживать на забор, тянуть в лодку. Главное, не мешайте, не бейте нас вёслами по рукам и по голове. А то один прозаик сказал в коридоре, что ему хочется повеситься от безысходности…

Секретарём ростовского отделения Союза тогда был Александр Александрович Бахарев, добрейший человек. Сейчас он был вне себя. При всех! При райкоме, горкоме, обкоме! И тот прозаик почему-то обиделся на меня…

И года три меня не включали в число надежд донской литературы. На мою литературную судьбу это, естественно, никак не повлияло.

Опять у меня не было времени заказать бронь на гостиницу. Сидела в вестибюле самой что ни на есть непритязательной, на ВДНХ. У неё было одно преимущество – здесь не выгоняли на улицу в двенадцать ночи. И была надежда, что утром тебе всё же дадут узенькую кровать в номере на несколько человек, после ночи в кресле она покажется царским ложем.

Утром я вошла в номер на троих. Соседок не было, сейчас посплю часок и поеду заказывать пропуска на завтра.

Вернулась днём. Ключа у дежурной не было, но дверь оказалась на замке.

– Стучите, там они, – крикнула дежурная с другого конца коридора.

Я постучала осторожно. Подождала и постучала снова.

Вышла женщина в халатике, поправила волосы, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.

– Извините… Вы наша новая соседка? А я пришла – чемодан стоит у третьей кровати. Я вас очень прошу, погуляйте часок! Понимаете, я приехала не одна. У нас с ним просто никакой другой возможности…

Я почувствовала, как кровь хлынула мне в лицо, и от этого мне стало ещё больше стыдно.

– Что вы, это вы меня извините! Конечно, пойду пообедаю в ресторан, у меня сегодня свободный день, но я ночь просидела внизу…

– Через час мы уйдём, я вам обещаю.

В ресторане царил приятный полумрак, всего несколько столиков были заняты.

В то благословенное время даже моя не такая большая зарплата позволяла пообедать в ресторане и заказать порционное блюдо.

Голодной мне нельзя ходить в продуктовые магазины и смотреть ресторанные меню.

Здесь есть солянка, прекрасно. И салат, и бифштекс, и пиво! И мороженое!

Молодой официант принёс пиво, салат и два ломтика белого хлеба. Я съела их с салатом. Когда он принёс мне солянку, я попросила:

– Будьте добры, принесите ещё хлеба!

Он принёс два ломтика. На солянку мне не хватило.

– Простите, у вас трудности с хлебом?

– Нет, просто выбрасывать не хотим. Люди, – он сделал паузу, хотел, наверно, сказать – нормальные. – Люди едят мало хлеба.

– Я южанка, не могу обедать без хлеба!

И он принёс целый батон, который я, конечно, не одолела…

Ключ был у дежурной. Я растянулась на прохладной простынке и заснула мгновенно.

Проснулась – по комнате ходила та соседка, что просила меня погулять.

– Выспались? Я не заходила, чтобы не мешать вам. Вы спали почти два часа! Я Лида, из Ленинграда. Где-то раз в месяц, в два мы выбираемся в командировку со школьным другом. Так трудно подгадать, и у него семья, и у меня. Вы уж простите нас, дураков… Он полковник, я завкафедрой в институте. Вот так повернулась жизнь.

– Да разве я не понимаю… У меня и в мыслях нет…

– А третья наша соседка вообще необыкновенная женщина. Тоже полковник, представляете? Вон у неё китель с погонами висит в шкафу. Надевает, когда идёт в своё министерство. И портрет Ленина на тумбочке, видите? Она главный инженер строительства в лагере на Севере. Женщина, а работает с заключёнными. Каким надо быть сильным человеком, они же конченые люди!

– Вы не поверите, я раньше и сама так думала. Но я была в колонии рецидивистов…

– Вы?! В колонии? За что!

– Вы меня не так поняли. Я не сидела в колонии, я там читала свои стихи. Нормальные люди, просто у них так судьба повернулась.

– Да? Читали стихи и не боялись, и они слушали вас?

– Ещё как!

– А хоть какая книжечка своя у вас есть с собой?

– Только вот эта, маленькая, из «Библиотечки донской поэзии».

– Как мне повезло на соседок!

– С завтрашнего дня меня не будет с утра до вечера, через три дня я уеду в Ленинград, а гостиницу оставлю за собой, чтобы опять не ночевать в вестибюле.

– Спасибо вам…

Со второй соседкой я познакомилась вечером. Обычно в Москве по вечерам я дежурю у театров, ловлю лишний билетик. Но я устала.