Чингиз Алиев - «Кто ты?». Часть 2

Однажды учительница, выгнав меня из класса, посадила на моё место другого ученика, довольно взрослого парня с хромой левой ногой. И когда я, постояв за дверью, в рефлекторно выработанное мною время вернулся в класс и увидел его лошадиную улыбку, с ходу кинулся на него. Не ожидая такого, парень еле унёс ноги, оставив на парте свои письменные принадлежности, с которыми я обошёлся жестоко. Увлёкшись расправой с оставленными трофеями, я не заметил приближения учительницы. Завладев обоими моими ушами, она потащила меня к выходу. Я, разумеется, сопротивлялся, и из корней ушей пошла кровь. Бить учеников в школе было обычным делом, но, как правило, до крови это не доходило. Увидев кровь и растерявшись, учительница выбежала из класса и через несколько минут вернулась с директором школы.

Директором школы был мой родной дядя, он же, собственно, и содержал нас. К их приходу оба моих плеча и грудь пропитались кровью, и, должно быть, выглядел я ужасно. Здоровой рукой подняв меня с пола, дядя донёс в свой кабинет и позвонил в больницу. Авторитет у дяди был огромный, и не только в деревне. Не прошло даже десяти минут, как больничная полуторка, свистя и пыхтя, остановилась около нашей школы. Приехала сама врачиха. После соответствующей процедуры она спросила у дяди:

– Завтра надо менять повязку. Куда мне приехать?

– Приезжайте в школу, он будет здесь.

Ещё долго после отъезда врачихи дядя ходил по своему кабинету, а затем сказал мне:

– Иди в класс.

Оставленные без присмотра, дети шумели как могли. Некоторые подходили ко мне и хотели притронуться к моим перевязанным ушам, но, получив тумак, отходили прочь.

Все шумели, галдели, в головы летели тетради, карандаши. Один я не участвовал в этом бедламе. Я сидел на своём месте и строил свои привычные палочные дома, защищая их и свои уши от летающих мимо предметов. Примерно через полчаса в класс зашёл учитель из другого класса и объявил всем, что сегодня уроков больше не будет, все могут идти домой, а завтра заниматься с нами будет он.

– Смотрите не опаздывайте, – сказал он под конец и отпустил нас.

Только дней через десять учительница Саялы вышла на работу. Кое-где на её лице были заметны следы побоев, и она сильно изменилась. На меня она не обращала никакого внимания, как будто меня вообще не было здесь. Благо я и сам ничем не выдавал своё присутствие, и это, видимо, устраивало всех.

Так прошло два года. Накануне первого сентября третьего года обучения дядя, вернувшись из района поздно вечером, дал мне несколько тетрадей, карандаши и книгу жёлтого цвета с рисунком правой руки на обложке.

– Завтра поедешь в школу, сынок, в первый класс. Ты уже большой мальчик, должен понимать, что учиться надо как все, а не как приложение.

Я очень обрадовался новоприобретениям. Теперь и у меня были предметы, с помощью которых другие дети выполняли задания учителей. Придя в школу, я, разумеется, прямиком прошёл в класс, где находилась сестра, и аккуратно сел рядом с ней, разложив перед собой книги и тетради. На первом же уроке появилась учительница Саялы и перевела меня в свой, то есть в первый класс. Короче, повторилось почти то же самое, что уже однажды было, но без избиений. В конце концов дядя, он же директор школы, велел учителям оставить меня в покое, но записать в журнал и спрашивать уроки с меня со всей серьёзностью. Легко сказать! Какие уроки можно требовать от человека, который буквы-то толком не знает? Учителя не дураки. Они это тоже хорошо понимали, а посему записали меня в журнал и навсегда оставили в покое.

В начале седьмого класса к нам в деревню приехал с семьёй новый преподаватель по физике-математике. Это был простоватый мужчина средних лет с университетским образованием и, как утверждали взрослые, дальний наш родственник. В первые же дни своего учительствования он, познакомившись с моим уровнем знаний, пришёл в ужас:

– Никогда в жизни не думал, что в седьмом классе может находиться ученик вообще без каких-либо школьных знаний, – сказал он мягким голосом и продолжил заниматься с другими учениками.

Когда я учился в аспирантуре, учительница Саялы, услышав, что я приехал домой, зашла к нам и во время чаепития рассказала, какой разговор произошёл между Аскеровым Али – так звали нового учителя по математике – и моим дядей в кабинете директора в присутствии большинства учителей:

– Послушай, Бабир, – так звали моего дядю, – что за дебиловатый мальчишка путается под ногами в седьмом классе и почему его фамилия значится в журнале?

– Потому что он ученик того самого класса.

– Послушай, Бабир, я не помню, чтобы ты был заядлым шутником, и какой я шутник, тебе тоже известно. Может быть, он единственный сын какого-нибудь высшего руководителя, и вам приходится терпеть его присутствие здесь?

– Он единственный сын Имрана.

– Какого Имрана?

– Моего старшего брата, который, как тебе известно, не вернулся с войны.

Как рассказывала Саялы, после этих слов преподаватель математики покраснел как рак, его глаза блуждали так, что можно было подумать, что они вот-вот вылезут из глазниц. Он не понимал, как от известного на весь свой народ историка и организатора, каким являлся мой отец, мог выродиться такой, как я, бездельник, и винил в этом дядю:

– Послушай, Бабир, – говорил он, – ведь если б не его отец, ты бы сейчас скотину пас или отары овечьи где-нибудь в горах. Разве ты не понимаешь это? Ведь я хорошо помню, как он заставлял тебя учиться. Помнишь, однажды ты, обидевшись на его натиск, убежал из дома? Тогда твой покойный брат, отец этого мальчугана, был директором средней школы. Так вот он бросил все свои дела и отправился по деревням искать тебя и не вернулся, пока не нашёл и не привёл обратно. Ты был задиристый, любил потасовки, и из-за этого тебя часто выгоняли из педучилища, где ты учился. Сколько раз бедному Имрану приходилось ездить в Агдам, где находилось училище, искать нужных людей и восстанавливать тебя в училище! Ты забыл всё это? А теперь, когда его нет…

– Послушай, Али, – перебил его дядя, – всё это и многое другое я помню. Ведь его отец, мой брат, и тебе помогал с учёбой…

– Он всем помогал.

– Вот об этом-то я и говорю. Я знаю, кем я был бы сейчас, если бы он не заставлял меня учиться, и видит бог, что я их не бросаю. Ведь ни для кого не секрет, что я их содержу, одеваю, обуваю. Того, что им платят за отца и два раза в неделю дают какие-то пайки, явно не хватило бы даже на питание. Старшая дочь Имрана с моей помощью заканчивает медицинское училище, другая дочь, сестра его, тоже учится хорошо, куда-нибудь поступит, а вот он сам не хочет учиться. Все, в том числе сидящие здесь учителя, свидетели, что я сделал всё, что мог, они тащили его как могли, но бесполезно – не хочет человек учиться. Что я могу сделать? Не возвращать же его в первый класс?