Ричард Ортис - Наблюдатель

« Это снова я. Прошло много времени. Боюсь, за эти четыре месяца я успел надоесть Вам. Боюсь и почти уверен, что Вы удаляете мои письма или что кто-то читает их вместе с Вами, и Вы вместе смеетесь. Надо мной всегда смеялись. Но меня это уже не смущает, всё равно никто и никогда не узнает, кто я. Если Вам угодно, называйте меня просто Бонни.

Вы когда-нибудь видели смерть? От такого сложно оторвать взгляд. Убийцы видят, как чьи-то глаза потихоньку наполняются пустотой, но не умеют наслаждаться этим моментом. Они убивают по другим, совершенно банальным причинам. Одних неминуемость гибели освобождает от её рабства: она учит их жить, но я, предвкушая лишь последний вздох и ароматы безмолвия, был готов обменять ржавые чувства и себя самого на нечто более убогое.

Каждый раз, просыпаясь с утра и смотря на себя в зеркало, я испытываю непреодолимую тягу к поеданию собственной плоти. Это как наркотик для «торчка», поиск новых ощущений, навязчивое желание поддаться искушению и сделать именно то, чего боишься сделать. Вчера ночью, приняв двойную дозу трамадола, я отрезал лезвием свою губу и съел её. Металлический привкус крови во рту заставлял меня содрогаться от удовольствия…»

В сознании не укладывалось, что когда-нибудь я стану свидетелем подобного: изуродованные тела прикованы к стульям, а лица обмотаны черными тряпками… Клэйтон, Кори, Тристан … Имена людей были прописаны на уголках каждой фотографии, прикрепленных к письму.

Ухватившись за бутылку с минералкой и пачку сигарет, я решил всё-таки дочитать письмо прежде, чем показать его Оливеру.

«… Он должен получить по заслугам! Чего же вы ждёте? – вдруг прозвучал из толпы обезумевший мужской голос, – уступите дорогу палачу, да побыстрее. Время лицезреть искупление и очищение кровью души его! »

Трусость заставляет их симпатизировать чужой смерти, но они почему-то продолжают называть это благоразумием, наивно веря в нетленность собственной жизни. Мне как никому другому хорошо знакомо это чувство. За деньги люди готовы молчать, любить, становится соучастниками и убивать тех, кто заплатил им за собственную смерть.

До сих пор помню, словно это происходило пару минут назад, как моё тело туго привязали к ледяному металлическому стулу гнущимися проволоками, сдавливая его со всех сторон. А вокруг бесновались тени людей, танцуя в пустоте и наполняя её смехом, радостной дрожью и пиршеством на празднике смерти. Им действительно нравилось наблюдать за мной. Решив ускорить процесс, я нетерпеливо опрокинул руки вперёд, позволив сплести их намертво колючей проволокой. Острые иглы одна за другой медленно вонзались внутрь, причиняя невыносимую боль. Палач натянул проволоку, прижав меня к стулу, размахнулся и с силой ударил по пальцам тяжёлым молотком. Он желал услышать мои крики, но получал лишь насмешки, и это будило в нём зверя. Его бешеные глаза, бросающиеся из стороны в сторону, едва виднелись сквозь прогнившую ткань и горели, словно в них отражались угли остывшего под утро очага. Временами он пугливо оглядывался на ликующие вопли людей, с шумом выгоняя воздух из лёгких, и, как и прежде, продолжал колотить по мне молотком, превращая неистовую боль в наслаждение.

Танец и топот людей обернулись тишиной, а значит, настало время для десерта. Я с трудом поднял голову и заметил, как толпа начала суетливо разбегаться в стороны, всматриваясь в темный коридор, откуда доносились медленные, но звонкие шаги. Силуэт незнакомца плавно вырисовывался холодными лучами света, отражаясь на его дорогом костюме и большом шраме на лице. Он шёл в центр комнаты, уверенно ступая по лужам крови и обрызгивая ею свои серые брюки.

Поправив галстук и перехватив мой взгляд, он выхватывает стул и садится напротив:

« Ты же знаешь, зачем я здесь, верно? – спросил он и положил свой черный кейс к себе на колени, – смерть даёт возможность познакомиться со скрытой истиной, пройти этот путь сначала. Я знаю, ты хочешь этого меньше всего, но пойми, всё, абсолютно всё во вселенной движется по замкнутому кругу. Мне было бы любопытно знать, сколько раз мы с тобой уже встречались. Каждый раз ты выбираешь смерть, и каждый раз ты её заслуживаешь. Ты заплатил мне, чтобы я устроил для тебя это шоу.

Незнакомец усмехнулся.

– Иногда правда стоит дороже целой жизни, но разве она тебя чем-то удивила? ».

Он взглянул сначала на туфли с кровавыми пятнами, и после – на того, кто стоял за мной. Если присмотреться к его глазам, то можно заметить, что они не бесцельно блуждают в темноте, а за кем-то наблюдают с нескрываемым страхом. В тот момент он произнёс вслух ваше имя, а после я почувствовал как кто-то обхватил ладонями мою шею, сдавливая её с чудовищной силой.

Очнувшись у себя дома на «Ричмонд Хилл», я понял, что это далеко не конец. Однажды вы вернётесь за мной, вернётесь за каждым из нас…»

Номер «373», конец письма.

Дочитав последнюю строчку, я ощутил на себе словно холодное касание чужих мыслей и внутренне содрогнулся, сидя в пустом кабинете и бездумно вслушиваясь в шипение диктофона.

Думаю, для начала мне стоит представиться. Меня зовут Ричард. Просто в наши дни немного неприлично общаться, не зная имён. Но что ещё неприличнее – так это выставлять на обозрение пусть и до боли странный, но всё-таки чужой мир. Присваивая себе разные имена, незнакомец предавался преступному развлечению, неоднократно посылая мне леденящие душу письма и с каждым разом вырисовывая в них всё больше деталей: похищения людей, убийства, заброшенные секретные лаборатории. По его словам, он невольно становился свидетелем жутких экспериментов и, признаваясь в собственном бессилии, жертвой страстных желаний чужой смерти.

Многие из персон, которых я консультировал в штатах по вопросам управления, были довольно влиятельными и широко известными людьми в мире бизнеса. Их жизни частенько попадали под прицел объективов папарацци, а следом неминуемо и в руки «голодных» журналистов, которые вгрызались в них, словно стая пираний в свою жертву. Неудивительно, что для некоторых из них оставаться инкогнито было намного предпочтительнее. На первый взгляд их образы кажутся воплощением учтивых и успешных бизнесменов, однако на деле за видимым успехом и деликатностью могут скрываться самые что ни на есть свирепые безумцы. Если свести всё, что я о них слышал, к одной однозначной характеристике, то её можно будет сформулировать, как полное отсутствие моральных устоев: наркотики, потребительское поведение и безграничное пристрастие к сексуальным утехам, переходящее в насилие, а следом и в жестокую расправу.