Елена Касаткина - Запруда

– Не хочешь… – пробормотал себе под нос, и вдруг лицо его засияло. – А и не надо. Я тоже не хочу. Знаешь что?.. Мы сбежим. Я сейчас… Ты только не уходи. Хорошо? Не уйдешь? Пожалуйста. Я на секундочку забегу и сразу к тебе. Не уйдешь?

– Нет.

– Я быстро!

Его не было ровно минуту. Она даже не успела подумать – правильно ли поступила. Дверь снова хлопнула, и Колька, держа под мышкой свернутое в рулон покрывало, уже стоял перед ней «как лист перед травой».

– Пошли, – протянул руку. – За руку хоть можно тебя взять?

Вета протянула вспотевшую от волнения ладонь, и он нежно сжал ее.

– А куда?

– Устроим пикник. Только ты и я. Без этих… – Колька кивнул в сторону дома. – Пойдем, здесь неподалеку есть одно место…

Идти рядом, держась за руки, щемяще волнительно и немножко стыдно. Впервые между ними не было собаки, и Вета не знала – хорошо это или плохо. И что будет дальше? Она осторожно выудила руку и стала поправлять челку. Уловка не удалась. Как только рука опустилась, Колька тут же подхватил ее снова и сжал еще сильнее.

Роща золотилась октябрем. Теплым, пряным. Колька нырнул в узкий проход между кустами и потянул Вету за собой.

– Ну вот. Пришли.

Сквозь поредевшую листву пробивалось заходящее солнце. Усталый свет пьяно разливался по серым доскам деревянного столика и покосившейся лавочки. В воздухе витал слабый аромат душистого горошка. Вета присела, разглядывая розовые мордочки соцветий.

– А на пикник у нас только горошек? – Потянула за тонкий усик, потревоженный цветок заблагоухал.

– Не только! – Колька полез в карман и выудил оттуда бумажный сверток. Протянул. – На!

– Что это?

– Вишня в шоколаде. Как ты хотела.

Вета развернула бумагу. Пять шоколадных «стаканчиков» подтаяли и потеряли форму, но с благодарностью посмотрела на смутившегося Кольку.

– Спасибо. Теперь это похоже на пикник.

– Еще бы! Вишня заспиртована. Так что тут тебе сразу и выпивка, и закуска. Ты ешь, не стесняйся, а то они совсем растают.

Вета аккуратно взяла пальчиками конфету и положила в рот. Протянула сверток Кольке.

– Не, не, это тебе, я не хочу, – Колька сглотнул накатившую слюну и развернул покрывало. Расстелил, сел, щурясь, посмотрел снизу на Вету.

– Садись.

– Так вот же лавочка есть.

– На лавочке не то. Пикник обычно на земле устраивают. – Провел ладонью по покрывалу рядом с собой, разглаживая складки. – Садись, не бойся.

Вета положила бумагу с конфетами на столик и села рядом.

– Ты тогда не ответила…

– Когда?

– В прошлый раз. Я сказал, что хочу, чтоб ты была моей девушкой.

– Я не слышала, – слукавила Вета.

– А сейчас слышишь?

– Я не знаю.

Колька прилег, опираясь на локоть.

– Давай полежим. Просто так. Как муж и жена. Вдруг это поможет тебе принять решение. Может, ты поймешь.

Колька вытянулся, откинув руку.

– Ложись ко мне под мышку.

Вета легла, положив голову ему на предплечье. Так они лежали, смотрели в теряющее синеву небо, на ватные лоскуты растянувшихся облаков. Он думал о ней, о переполняющих сердце чувствах, о несказанных словах, которые таяли в воздухе, как мыльные пузыри, и растерянно теребил собачку на ширинке. Ведь собачка есть, а тебя будто и нет, будто ты растаял в воздухе вместе с невысказанными словами, теряясь в смутных догадках.

Вета всматривалась в похожие на овечью шкуру облака. Одно из них вытянулось в лежащую на боку восьмерку. Знак бесконечности! Он расширялся, размазывался, серел, сливался с надвигающейся ночной пеленой. Где-то совсем рядом застрекотал одинокий кузнечик. Тоскливо. Видать, плохо ему одному, от того и соло так себе. Только хоровое пение спасает кузнечиков. Только тогда радость от процесса.

Слабое соло нарушил Колькин бубнеж.

– Я многое умею делать собственными руками. И не только по хозяйству. Знаешь, какие я чеканки делаю. Я тебе покажу… Я тебе подарю…

Хозяйство? От одного этого слова Вету передернуло.

– А ты любишь мыть посуду?

Она не любила. Терпеть не могла. Они делили эту обязанность с младшей сестрой. По неделям. Но младшая сестренка хитрила, придумывала разные причины, чтоб не дежурить. К тому же она часто болела, мама жалела ее, и в результате вся посуда доставалась Вете. Фу! Она ненавидела грязную посуду, этот прилипающий к рукам жир. Рыжие приторно воняющие сгустки плохо отмывались, и даже после мыла руки еще долго источали кисловато-прогорклый запах.

– Нет.

– Это ничего, – поспешил успокоить Колька. – Я сам буду мыть. Я люблю. Я вообще люблю по хозяйству возиться.

«Хозяйство, хозяйство, хозяйство!» – Вету коробило это противное слово. Сразу вспомнился мультик, где женщина трет кастрюлю, пока мужчина пытается достать ей с неба звезду. Колька не обещал звезду, он честно обещал хозяйство. Совместное.

Лежать «как муж и жена» расхотелось. Затекла шея, и по пояснице неприятно тянул холодок. Вета поднялась.

– Ты чего?

– Уже холодно лежать на земле. Я только выздоровела. Не хочу снова заболеть.

– Да, ты права! Я забыл, что тебе нельзя. Прости, денек такой теплый выдался.

– Солнце село и уже прохладно, пошли.

– Хорошо, пойдем, но знаешь что… Давай это будет нашим местом. Когда я вернусь из армии, мы снова сюда придем. Договорились?

Он опять стал похож на нищего, выпрашивающего подаяние.

– Угу!

– Здорово!

Колька подхватил одеяло, свернул, сунул под мышку и взял Вету за руку. На этот раз уверенно, словно ее «угу» было не просто согласием или обещанием, а клятвой, дающей неограниченное право собственности на нее.

Когда из темной аллеи они вышли на площадку у дома, то в свете одинокой лампочки увидели стоящего на крыльце Витьку Суркана. Витька жевал во рту сигарету и чиркал спичкой по коробку. Спичка чиркала, но зажигаться не хотела. Витька давил на спичку, матерясь через губу. Когда огонек наконец вспыхнул, Витька поднес спичку к сигарете и застыл. По заросшей кустарником аллее навстречу ему двигалась парочка. Счастливое лицо друга, смущенный взгляд Веты и особенно скрученная подстилка сразу выстроили в голове Витьки многозначительную догадку, которую тут же подтвердил Колька.

– Знакомься, это моя девушка.

Губа, с прилипшей к ней сигаретой, отвисла, а округлившиеся глаза выражали странную смесь эмоций – любопытство, досаду, растерянность. Огонек добежал до конца спички и опалил пальцы.

– Сссс… – Витька отбросил огарок и выплюнул сигарету. – Понятно.

Темно, темно. От бетона веет холодом. На остановке никого. Автобусы ходят редко, раз в полчаса, по расписанию. Предыдущий ушел минут пять как. Значит до следующего еще уйма времени, и у них есть минут пятнадцать. Так, чтоб никого, чтоб только он и она, в темноте бетонной остановки, скрывающей их черные силуэты. Они сидят, прижавшись друг к другу плечами, молчат. Странные чувства витают в воздухе. Робость и тягостное осознание ее причины. А еще там же бессмысленная череда фраз, которые хотелось бы сказать. И ответы, которые хотелось бы услышать.