Елена Касаткина - Запруда

– Ты слушала песни, что я тебе записал?

– Да, спасибо, мне очень понравились.

– А какая больше всех?

– «Я тебе, конечно, верю», из фильма «Большое космическое путешествие».

– Вот! Это и моя любимая. Значит, наша, да?

– Да.

– А как ты думаешь, быть рядом и быть вместе это одно и то же?

– Наверно… Я не знаю. Я не думала об этом.

Замолчали. Сидели. Он то приобнимал её за плечи, то хватал за руки. Волновался. Пытался дышать ровно, чтоб не выдать волнения. Набравшись храбрости, выдохнул ей в шею:

– Поцелуй меня.

И застыл, испугавшись собственных слов.

Она повернулась и чмокнула его в щеку. Он заулыбался.

– Вот ты хитрая лиса! – Придвинулся вплотную. – Вторая попытка.

– У меня зуб мудрости… – придумала на ходу Вета, пытаясь увильнуть.

– Поцелуй меня, – судорожно перебил Колька, заставив трепетать ее сердце.

Стыдно, она еще ни разу не целовалась. И не представляет, как это делается. Зажмуривается, прижимается губами, выталкивая вперед язык. Проникает не глубоко, шевеля кончиком, но наталкивается зубами на его зубы. Неприятно! Глупо! Слюняво! Отворачивается.

– Тебя кто целоваться учил?

Она в растерянности. Он насмехается? Или у нее получилось? Самой ей не понравилось. А ему?

– Эх ты, неумеха! – Колька обхватывает ее ручищей, наклоняет, и впивается губами. Этот поцелуй не похож на ее. Он такой сладкий, что кружит голову. Она еще долго потом будет вспоминать вкус его губ, ничего ни понимать, ни видеть перспектив и поражаться тому, что это произошло с ней. На уроках она будет ерзать на стуле и рисовать в тетради бабочек, а перед сном душить руками подушку, мысленно искать его и обнимать, соприкасаясь с ним душами. А еще скучать и злиться. Иногда плакать. От непонятно откуда взявшегося чувства упущенной возможности и еще более острого чувства утраченного счастья. И уже много лет спустя, вспоминая это свидание и тот поцелуй, винить себя за порушенную чужую жизнь.

«Я человек такой, могу горы свернуть даже за иллюзию взаимности, из пепла восстать, ад сокрушить. Но пренебрегать мной…».

«Это унизительно постоянно ожидать, что твой собеседник покажет тебе твою принадлежность в его иерархии сексуальной привлекательности, где ты займешь надлежащее место по шкале его предпочтений…».

«Унизительно, когда каждое твое движение обусловлено заискивающей напряженностью мысли о том, какое надо произвести впечатление, чтобы тебя приняли, оценили, выделили и хотя бы не отвергли…».

«И ради этого ты остервенело чистишь зубы и язык щеткой, полощешь глотку, бреешь подмышки и остальные интимные места, чтобы твое тело не выделило в момент оценки миазмы?..»

«Унизительно! Но я не перестану бороться. У меня своя папка из эмоций, ощущений, воспоминаний и желаний. А главное желание – это он. Ради обладания им я пойду на все».

– «Гляжусь в тебя, как в зеркало…», – вопил под окном Серега Турок.

Его качнуло и, чтоб не упасть, он схватился рукой за тонкий ствол дерева. Алка Калашникова залилась глупым смехом, Витька Суркан протяжно свистнул, а Танька Коломеец заскрежетала кривыми зубами.

– А ну пошли отсюда! – Веткина мать, высунувшись в окно, погрозила собравшимся скалкой.

– «До головокружения…», – дотянул фразу Серега и плюхнулся на бетонный выступ подвала.

– Вы что, не поняли? Я сейчас милицию вызову!

– А что мы такого… – язык заплетался, мешая говорить. Оказывается, петь после водки и пива легко, а говорить – не очень.

– Что вы тут опять собрались? Убирайтесь!

– Пусть Вета выйдет, – на этот раз отчетливо выкрикнул Турок.

– Чего? – женщина задохнулась от негодования. – Если я тебя еще хоть раз рядом с дочерью увижу…

– Пойдемте отсюда, – Танька встала и потянула Серегу за рукав.

– Отстань, – Серега брезгливо стряхнул ее руку. – Не мешай мне с тещей разговаривать.

Наверху, бряцнув стеклами, захлопнулась форточка.

– Не больно она с тобой разговаривать хочет, – усмехнулась Алка.

– А придется, – Сережка икнул.

– Ты чо, на Ветку глаз положил? – Витька округлил рот, выпуская дымовое кольцо.

– Ик, – утвердительно кивнул Серега.

– Она Водолаза из армии ждет. – Танька снова села рядом, обиженно поджав губы.

– Прям ждет не дождется, – процедил сквозь зубы Турок.

– Зря надеешься. – Второе кольцо, извиваясь, образовало восьмерку, и повисло над Витькиной головой. – Я их видел. Вместе. Не просто же так они с подстилочкой в лесополосу ходили.

– Да, да, я тоже знаю… – поторопилась заверить Коломеец.

– Чего ты знаешь?.. – Серега посмотрел на Таньку с неприкрытым презрением. В темноте ее лицо было похоже на мордочку нутрии. Он отшатнулся, пружинисто вскочил и схватился за дерево. – «И вижу в нем любовь свою…», – пропел полушепотом, шмыгнул носом, повернул голову, заглядывая в Веткино окно, – «и думаю о ней».

«Даже сейчас, несмотря ни на что, а может даже еще больше… Нравится. Еще как нравится. Отчаянно нравится. Хоть и бесит. Бесит меня! Доиграется. Я, а не она. Я! Любой ценой! Не отступлюсь. Будет моим. Все!».

«Трынди-брынди доруле» – заливается радио. Вета дощипала брови, отодвинулась от зеркала. Хорошо получилось, волосок к волоску ложились в тонкую ниточку. От матери достанется… Наверное. Ну и пусть. Привыкнет. А она потом волосы еще перекисью вытравит. Вета вывернула ручку приемника на всю громкость и подошла к окну. У железной будки овощного магазина кучковалась молодежь.

В центре толпящихся куражился подвыпивший Турок. Он что-то рассказывал сгрудившейся вокруг него компашке, периодически, как боксер, выбрасывая вперед кулаки. Слов его было не разобрать, зато отчетливо слышался смех Таньки Коломеец, которая сопровождала каждый его жест громким похахакиванием.

В очередной раз отбоксировав невидимого противника, Турок посмотрел в Веткину сторону и, заметив ее в окне, согнулся в приветственном реверансе. Все тут же повернули головы. Что-то неуловимо острое царапнуло сознание, но что именно, Вета разобрать не успела, так как Алка Калашникова призывно замахала руками и заорала во все горло:

– Вета! Выходи!

– Выходи! – заорал Турок.

– Выходи! – подхватили остальные. Все, кроме Таньки Коломеец.

Вета натянула куртку и выбежала на улицу.

– Хелоу, краса! – подмигнул Серега. – Цукерки будешь?

Не дождавшись ответа, шмыгнул к ларьку.

– Полкило самых вкусных. И печений вон тех.

– Ну все, Серега в разнос пошел, – улыбнулась Инка.

– Да он, как выпьет, так у него сразу понос щедрости, – скривился Витька Суркан.

– А он трезвый и не бывает, – зихихикала Аллочка, подрагивая кнопочкой носика.