Максим Павченко - Заблуждение. Роман про школу. Том 2

– Ну блин! На хрена он сказал про урок?! – метался Миша.

– Сочувствую тебе, – сказал Леша.

– Да пофиг, ребята. Классно же было! – заявил Саня. – И сами порадовались, и школу повеселили.

– Даже Долганов, мне кажется, оценил, – заметил я.

– Идея была отличная, – согласился Леша.

– Да ладно. Чего мы паримся? Снимем эти плакаты – и к …, – рассудил Саня. – Так ведь, Мишань?

– Ну да, – согласился он.

– Их снять – пару минут… – заметил я.

– Да понятно. Жаль, что не все оценили…

Это говорил наш коммунист.

Далее наступил урок физкультуры, на который мы все благополучно опоздали и на который действительно явилась Барнштейн. Случилось это, к слову, на двадцатой минуте занятия, когда мы наматывали круги по залу. Долганов, едва завидев директрису, приказал всем остановиться.

Естественно, все началось с крика.

– Значит, так! – обратилась она к еще не отдышавшемуся классу. – Зарубите себе на носу, что все ваши шуточки и вся импровизация, подобная той, что сегодня устроил Шпалов, в школе категорически запрещена! Я сейчас говорю и об агитации. Агитации в школе быть не должно! Вы это поняли?

Класс продолжал переводить дух.

– Что ж, сегодня обойдемся без коллективных санкций, – решила Барнштейн. – Но Шпалова я прошу немедленно выйти, одеться и проследовать в мой кабинет.

– А могу я узнать зачем? – выкрикнул Миша, решивший побороться.

– А я уже все сказала. – заявила в ответ Барнштейн. – Агитация в нашей школе запрещена. А вы позволили себе развесить на каждом углу свои гнусные фотографии.

После этих слов многое стало понятно:

– Но вам же просто не понравилась моя агитация?!..

Очевидно, Миша уже вскипел. И Барнштейн, завидев это, решила моментально его охладить:

– Шпалов, вы смеете на меня кричать? Решили поспорить со мной? – она чуть приблизилась к нему. – Да кто вы такой? – максимально громко вскрикнула директриса, отойдя после этого назад, на прежнее место. – Все, немедленно в мой кабинет!

– Позвольте! – решил вмешаться я, и это сразу вызвало вздохи присутствующих. – Мне кажется, вы поступаете несправедливо. По сути, вы ругаетесь на Михаила за агитацию.

– Что, и вы туда же, Лавров? Думаете, самый умный? – закричала на меня Барнштейн.

– Я не считаю себя самым умным. Но где же справедливость? Миша просто высказал свое мнение, – ответил я.

– Знаешь, что, дружок: забудь про это мнение и почитай устав школы! Всякая агитация в школе запрещена! – настаивала Барнштейн.

– Да это даже не совсем агитация была, это же шутка все… – заступился и Леша.

– Не спорить со мной! Вы находитесь в школе и сами все знаете!

– Но вы не правы! – сказал я.

– Так, запомни: здесь всегда права только я, а такие, как ты, должны помалкивать! – заключила Барнштейн, явно взбешенная моим выходом. – Это понятно?

– Если честно, не вполне, – ответил я на фоне какого-то разросшегося гула из вздохов и комментариев.

– Я могу тебе напомнить наш устав…

– Ладно, хорошо, – почувствовав накал ситуации, вмешался Шпалов. – Давайте я сниму свои плакаты.

– Это само собой, – отметила директриса.

– Тогда я помогу ему, – крикнул Саня.

– Я не поняла, Топоров, – вы здесь каким местом?..

– А я имел честь помогать Мише в вывеске плакатов, – так что считаю своим долгом помочь ему их снять.

– Вот как?! Значит, вы являетесь сообщником?

– Наверно, – ответил Саня.

– Что ж, тогда я тоже буду помогать! – решил я и вышел вперед.

– Как, и ты? Да вы что, совсем?.. – рявкнула Барнштейн.

«Вот и компанейская шутка!..» – смекнул я, и тут же Компанию решили поддержать Даша и Арман, также предложившие свою помощь.

– Это же сговор! – добавила директриса.

После этого никто из нас ничего добавлять не стал. Да и зачем? Лицо Барнштейн от злости раздулось донельзя, но, в конце концов, она решила:

– Значит, так! Шпалов сейчас же переодевается и идет со мной снимать оставшиеся плакаты! – заключила директриса. – А остальные остаются тут и занимаются физкультурой, – добавила она, произнеся наконец: – Все!

«Вот это правильно, – подумал я. – Хотя бы без кабинета!»

Барнштейн уже была в дверях, Шпалов отправился в раздевалку, а распределение по залу совсем расстроилось, – но директриса все-таки не удержалась и крикнула нам:

– И запомните! Других таких акций я не потерплю! А последствия будут крайне неприятными.

Теперь она точно ушла, и Саня сразу заметил:

– Уже не сегодня.

«Да», – мысленно согласился я с ним.

В любом случае хорошо, что какая-никакая акция состоялась! И Миша – молодчик!.. Благодаря ему название «День святого Валентина» на какое-то время утратило свое значение.

В понедельник после географии Компания подошла к кабинету Щепкиной. Мы, не скрою, предполагали, что приступить к делу сможем уже сейчас, – тем более что Дарья Алексеевна сама говорила нам, что «ни к чему растягивать процесс». Однако… в который раз все оказалось не так просто. По крайней мере, Щепкина, впустив нас, сразу начала с неприятных слов:

– Возмутительно! Это было просто возмутительно! – небольшая пауза. – Я о вашей субботней выходке. Я связывалась на выходных с Людмилой Арнольдовной, – и она, поверьте, просто вне себя от ярости! … Я, признаться, сначала даже и не поняла, о чем речь. Барнштейн говорила мне про какие-то плакаты, обвиняла вас, Михаил, – Щепкина посмотрела на Шпалова, – но… что? Какие плакаты? И при чем здесь наш Миша? … Только потом мне стало ясно, что речь шла о празднике, и вы занимались какой-то своей агитацией! А ей потом пришлось эти плакаты снимать…

– Что? – крикнул вдруг Миша.

Щепкина прервалась, удивленно уставившись на нашего коммуниста.

– Вообще-то я сам их снял, прямо при ней. Все без остатка, – заявил он.

– Правда? – уточнила она.

– Да, мы шли, и я все снимал.

– Давайте я поясню, – вызвался я, поняв, что Барнштейн опять начала искажать ситуацию не в нашу пользу.

– Конечно, – поддержала Щепкина.

И я ей рассказал, как в субботу в нашей школе праздновался День святого Валентина – вернее, праздновался больше на словах, чем на деле. Да и не всеми. Вот и Миша, например, пришел в школу весь в красном, – потому как он коммунист.

Я особенно подчеркнул, что плакаты, которые он принес с собой, не содержали никакой специальной агитации, а просто выражали наше отношение к буржуям, показывали в шуточной форме, что мы думаем обо всем этом празднике… Ведь известно, что его придумали буржуи, – ну, вот и было решено превратить праздник в антибуржуйский день. И поэтому Миша развесил плакаты.

– Интересная идея, – оценила Дарья Алексеевна. – И как находчиво!

– Вот-вот. Но его идея понравилась, увы, не всем. Хотя наш Костя тоже не признает этот праздник, и его отношение абсолютно аналогично.