Андрей Юрьев - Соло на швейной игле

© А. Юрьев, 2021

© ИД «Городец», 2021

Весенний воздух полон магии. Жаль, не все это замечают.

Дэну Цветкову сегодня было не до волшебства. Он спешил на запись новой песни, проклепанные казаки высекали искры из асфальта. Холодный весенний ветер развевал волосы, а редкие прохожие шарахались в стороны, стараясь не попасть под раскачивающийся в его руках гитарный кейс. Дэн шел слишком быстро для воскресного утра, ломая общий неторопливый ритм.

В голове звучала песня, и мира вокруг не существовало. Все инструменты и голоса сливались в единый мощный ансамбль. Когда-нибудь, он надеялся, люди научатся записывать мелодии прямо из собственного сознания. Никаких репетиций, споров с коллегами-музыкантами, не понимающими замысла композитора, никакой фальши. Только чистая поэзия незамутненной гармонии. Именно так все звучало в его голове. Идеально.

Длинные ноги в кожаных штанах несли его по Москве и в нужный момент спустили вниз. Набойки процокали по мрамору ступеней метро. Он вошел в вагон и плюхнулся на свободное место, глядя сквозь пожилую пассажирку напротив. Было в его взгляде что-то странное, даже неживое. Женщине стало неуютно. Она уже решила пересесть на соседнюю лавку, но чудной молодой человек вышел на следующей станции. Не замечая снующих мимо людей, он прошел по переходу на другую ветку, а когда полупустой вагон закачался, разгоняясь, прислонился, вопреки правилам, к дверям.

А потом свет на секунду померк, словно отрубили электричество. Остро кольнуло в затылке, в глазах поплыли зеленые хлопья. Поезд дернулся, сбавляя ход, свет в вагоне моргнул, и тут же в окнах замелькали черные фигуры людей на перроне. Дэн помотал головой, закрыл с силой глаза, и, сам того не замечая, прикусил губу. На секунду перед закрытыми глазами вспыхнул огонь, в черной пустоте замерцали зеленые вспышки. Стало страшно, словно он оказался на краю пропасти.

А потом в голове снова заиграла музыка. Сначала тихо, даже робко, потом все громче. Когда Дэн открыл глаза, все было как обычно. Только пахло горелой резиной. Люди качались, держась за поручни, словно коалы за ветки эвкалипта. Вагон остановился под бодрый речитатив диктора.

Что это только что было?

Дэн вышел на перрон, поднялся по лестнице наружу и, прищурившись от яркого солнечного света, пошел в толпе. Черный гитарный кейс в его руке тяжело покачивался в такт шагам. Он быстро прошел знакомым маршрутом, впечатывая ботинки в асфальт в такт музыке, игравшей в его голове. Кивнул вахтеру на входе в здание бывшего завода «Москвич» и прошагал по коридору к двери репетиционной.

Когда он вошел, музыканты уже настраивались. Дэн бросил косуху на колонку, кивнул каждому и подключил гитару. Песня все еще играла в его голове, он спешил присоединиться к ней сам и ввести партии музыкантов. Только бы они ничего не испортили!

– Погнали?

Никогда еще «Атолл Бикини» не играли воодушевленней, чем сегодня. Звук был плотный и, как сказал бы хозяин студии дядя Боря, фирменный. Каждый из четверых музыкантов вел свою партию, такую, казалось бы, несовместимую с другими, а в итоге рождалась музыка. Звуки инструментов сплетались в единое целое, и над всем этим летел вокал Дэна. Звонкий и проникновенный, он бы мог обогнуть земной шар и вернуться обратно, если бы не ячеистые панели на стенах, которые безжалостно поглощали звук.

Музыка пульсировала в тесном пространстве комнаты, она обволакивала каждую клеточку тел музыкантов, резонируя с их костями и мышцами. Басовый барабан бил молотом в грудь, струны рвали пространство в клочья, а бас-гитара собирала все заново из разрозненных, бешено летающих по комнате осколков. Это и было настоящим чудом, магией, которую способны ощутить лишь посвященные.

Живые звуки музыки постепенно брали верх над идеалом, рокотавшим в голове Дэна, и он начал возвращаться в реальный мир. Стал замечать детали вокруг себя. Услышал неровное дребезжание вентилятора, ощутил прохладную влажность футболки на спине. Дэн кинул взгляд в застекленное окошко, отделяющее студию от комнаты звукорежиссера: дядя Боря что-то подкручивал на микшерском пульте. Этого человека обычно трудно удивить, но то, что сейчас голова его двигалась еле заметно в такт музыке, вперед-назад по неподвижной, кирпичного цвета шее, значило, что и его пробрала атмосфера в студии, это ни с чем не сравнимое волшебство рождения.

Дядя Боря словно услышал мысли Дэна, скинул наушники на шею одним движением руки и ткнул кулаком с поднятым большим пальцем в стекло. Нравится. Рядом с окошком – Лёха, их соло-гитарист. Это он сочинил цепкий рифф, благодаря которому песня станет хитом, никаких сомнений. Лёха прислонился к колонке, длинная челка закрыла лицо. Совсем еще пацан. Пальцы бегают по грифу ловко и точно. В его годы Дэн так не играл, да и вряд ли когда-нибудь сможет. Талант от бога.

Возле стойки с усилителями – Саня Попов, басист. Подпрыгивает на месте, глаза закрыты. Красивый и мощный, как слон.

Человек-монумент, страшный на первый взгляд, но для близких – простой и надежный.

За барабанами со счастливой улыбкой на небритом лице – Андрюха Смирнов, по прозвищу Злой (его все так зовут, потому что добрее человека во всей Москве не найти).

Музыка внутри Дэна и партии музыкантов наконец соединились. Почти идеально, как никогда раньше. Песня об ангеле-хранителе словно вздохнула полной грудью, обрела голос, а сам Дэн завис над аккордами чуть в стороне, на небольшой дистанции. Мысли его устремились вдаль, без определенной цели они понеслись по замызганным коридорам бывшего завода «Москвич», воспарили над весенней Москвой, над забитыми автомобилями дорогами и точками пешеходов, облетели тополя с набухшими, почти готовыми лопнуть почками и полетели выше, сквозь завесу тяжелых облаков к полуденному солнцу.

Дэн существовал сразу в нескольких местах, он словно распылился по вселенной, став одновременно и небом, и луной, и даже каждым из музыкантов группы. Часть его сознания цеплялась взглядом за блики на плакатах, за плавные изгибы инструментов и возвращалась обратно к ритму барабанов, к переливам соло-гитары, к плотному рисунку баса, вниз от слепящего солнца к земле и снова в космос. В изумлении Дэн наблюдал за течением песни, за гармонией и пульсацией мелодии, которая так много для него значила и от которой, как он считал, зависело ни много ни мало его будущее. Неужели это он ее сочинил?

Играть было легко. Пальцы сами складывались в аккорды на грифе, Дэну только оставалось удивляться, что у него вообще было тело. Но, кроме музыки, приходилось еще контролировать дыхание, держаться на ногах, напрягая мышцы, отражать свет зрачками, проецируя его в мозг. Это он почувствовал вдруг и остро.