Елена Яблонская - Воспоминание о дожде

Две комнаты в этой самой трёхкомнатной квартире, занимающей половину деревянного одноэтажного дома, получил перед самой войной Володин отец. И отец, и мама Володи в тридцатые годы приехали из смоленской деревни в Серебрянку работать на местной фабрике.

– А почему же всюду пишут и говорят, что до семидесятых годов колхозники были, как крепостные, без паспортов и их никуда не выпускали?

– Что значит «не выпускали»? Ты думай хоть немного, а не повторяй глупости. Прописки в деревнях действительно не было. Зачем она в деревне-то, если каждый в родительском доме жил и все друг друга знали? Паспорта просто не нужны были, если человек не собирался уезжать дальше районного центра. А молодёжь не только отпускали, но и направляли на учёбу. И работу всем, кто хотел, предлагали – на заводах, на фабриках… А как же! Страну-то надо было поднимать. Ты что, не знаешь? Почти все подмосковные жители приехали из других областей – Тверской, Смоленской, Рязанской, Тульской… А всё Подмосковье теперь в Москве.

– Да, правда, – вспоминаю я. – У нас в Курослеповке тоже так. Мне товарищ рассказывал, Мишка. Сам-то он в Ногинске родился, а его дедушка и бабушка приехали из Владимирской области. Мишкину тётку после педучилища распределили в какую-то страшную глушь, в деревню, казалось, что на другом конце области. Тётка, ей двадцать лет было, плакала, не хотела ехать, но пришлось, конечно. Учительствовала там, замуж вышла, дети родились. Мишка с родителями к ним в гости приезжал. Говорит, там хорошо было, такие пруды большие, утки плавали, гуси… Как вдруг в начале шестидесятых всех переселили в пятиэтажки, прямо на месте тёткиного дома построили автовокзал, метро провели, и оказалось, что вот же она, Москва! Преображенка, Сокольники – всё рядом!

А в Володиной семье сохранилось предание: обосновавшись на новом месте, родители купили корову по объявлению, в Егорьевске. В Егорьевск-то Володин папа добирался с пересадками на каком-то транспорте, а обратно шли с коровой пешком трое суток, почти через половину Московской области, ночевали в полях, на опушках, под добрыми летними небесами… Володя, родившийся в пятидесятом, корову не застал, а старшая сестра Нина запомнила её на всю жизнь: «Кормилица наша!»

Да, вот в этом дворике, где теперь сарай, стоял хлев. А дом-то был тогда двухэтажным, с мезонином, на несколько семей. Две коммуналки на первом этаже и две – на втором.

– А в мезонине тоже кто-то жил?

– Нет, конечно. Там бельё сушили, и мы в детстве любили играть. Одно время голубей заводили, потом ежей поймали, целый выводок… Они по ночам бегали, топотали, всему дому спать мешали. Дядя Сеня, сосед, их как-то в мешок собрал и в лес отнёс. Мы ревели, отцы ремнём грозили… – Володя улыбается, щурится и как будто прислушивается к чему-то очень далёкому. Это он вслушивается, всматривается в своё детство.

Дом много раз ремонтировали, перестраивали, жильцов переселяли в новые дома, второй этаж и мезонин снесли. К двадцать первому веку в старом доме остался только Володя, вернее, вернулся сюда после развода. Да ещё сосед, сын дяди Сени, живёт на второй половине дома со старенькой мамой. Но сосед-то свои полдома в конфетку превратил – всё отделано новенькой, сдобно жёлтеющей глянцевой вагонкой, под окнами цветы, дорожки посыпаны мелким гравием… А на Володиной половине двора – лужи, ямы, серый развалюха-сарай, какие-то ржавые агрегаты валяются, лопаты со сломанными черенками, мокнущие полусгнившие доски, старая собачья будка…

– Что же ты собаку не заведёшь? Или кошку?

– Да я же целый день в Москве на работе, – оправдывается Володя.

– Что, и удобства во дворе? Ну, ты даёшь!

– Это временно, – говорит Володя. – Я уже строю тёплый туалет в доме, на кухне…

– Как на кухне?!

– За перегородкой, естественно.

– А душ?

– Душа пока нет. Построю со временем…

– Слушай, с каким таким временем? Тебе же шестьдесят скоро. Нанял бы молдаван, сам ты будешь строить как раз до пенсии.

– А мне раньше и не надо, – сердится Володя. – Я целый день на работе. По воскресеньям в баню хожу. А пенсии, кстати, у нас никакой не будет. Чай не в Советском Союзе живём! Забыла, что ли?

Нет, я не забыла. Одноклассник мой, большой начальник, генеральный директор строительной компании, и тот говорит: «Меня из кабинета вынесут вперёд ногами». А я и подавно буду переводить, пока не помру. Или не ослепну. Я рассказываю Володе страшную историю, приключившуюся со мной пару лет назад. Допереводилась, как обычно, до рези в глазах. Да и грипп, наверно, начинался. Домой часа три ехала – пробки. Вылезла из маршрутки, побрела… А день был – конец ноября, туманно, сыро, да так промозгло, что кажется – в воздухе вода висит мелким ситечком. В нашем микрорайоне тьма-тьмущая, фонари не горят или горят, но я их почему-то не вижу, только еле-еле мерцают огоньки в некоторых окнах, и как-то в глазах всё расплывается, качается, зыбко так, мглисто… Ну, думаю, допрыгалась с этой работой, ослепла. Добрела до подъезда почти на ощупь, там ребята на подоконнике сидят и свечку жгут… И только тут, у лифта, который не вызывался, я догадалась: во всём районе электричество отключили! Смех и слёзы! Доползла на свой восьмой этаж, вошла в квартиру, сын не приехал ещё, он тоже в Москве работает, кот ко мне бросается, прыгает, радуется, кошки ведь в темноте видят, знаешь? А я брожу в темноте обалдевшая и чуть ли не реву от радости, что прозрела. И в то же время понимаю, что дальше так жить нельзя – каждый день по десять часов за компьютером. А свет в тот раз только через сутки дали, холодильник потёк…

– То ли ещё будет, – грустно говорит Володя, – а ты про какую-то пенсию.

В самом деле, что это я! Володю не исправишь, да и зачем? Человек не для того прожил на свете пятьдесят с лишним лет, учился, трудился, читал, увлекался, разочаровывался, любил и страдал, женился и разводился… Не для того это всё, чтобы некая дамочка, явившаяся ниоткуда, вернее, из своей совсем другой, но столь же прочно устоявшейся жизни, вдруг начала бы учить его, как жить, где строить сортир, как ремонтировать старый дом… Пусть уж сам, как хочет. Слава Богу, Володе от меня тоже ничего не надо, мы просто друзья. То ли он по-прежнему любит свою бизнесменшу Люсю, то ли ему уже вообще никто не нужен? Мне нет до этого дела, только вот сейчас очень раздражает этот электрический чайник, что стоит на краешке стола нелепо прислонённый к холодильнику, того и гляди свалится. Я было попыталась его пододвинуть и разместить поустойчивее, но Володя нервно вернул чайник на прежнее место. И чашки я не туда поставила. Мыть посуду лучше бы и не бралась! Оказывается, я не так мою, а надо – вот этак. И обязательно именно этим моющим средством!