Любовь Гайдученко - Увидеть Париж и умереть…

…Я понимала, что со мной происходит что-то необычное. Я не могла ходить. Как только я выходила на улицу, у меня темнело в глазах, начинала сильно кружиться голова, сердце буквально вырывалось из груди, и мне надо было сесть – всё равно куда. До этого я была нормальным здоровым человеком и ни на какие болячки не жаловалась – наоборот, все жизненные не слабые перипетии вроде бы на мне совершенно не отражались. Но это только казалось. На самом деле всё копилось незаметно.

Конечно, это был не какой-нибудь пустяк типа насморка. Это было серьёзно. Хотя бы потому, что я была одна-одинёшенька, и обслуживать меня было некому. А сходить в магазин стало большой проблемой. Да и валяться в постели целыми днями я тоже не привыкла – я была человеком активным и деятельным. Но преодолеть так внезапно навалившуюся на меня физическую немощь я не могла, как ни старалась…

И мысли в голове крутились нехорошие. Одно дело, когда ты, будучи совершенно здоров, думаешь о том, что можешь умереть, и понимаешь, что это от тебя где-то совсем далеко, а другое – когда твоя плоть отказалась тебе служить верой и правдой, как было много десятков лет… Нет ничего страшнее такого внезапного и коварного предательства твоего организма! И нужно собрать в кулак всю свою волю, чтобы не распластаться на своём ложе кулём и продолжать жить почти так же, как жил до того, делая вид, что ничего страшного вроде бы и не происходит.

Впрочем, так я поступала всегда: когда у меня случались какие-то небольшие перебои со здоровьем (жизнь есть жизнь – у кого их не бывает, тем более, когда живёшь в экологически грязной среде, постоянно на нервах, потому что всяческих переживаний в избытке подкидывает тебе окружающее), я всегда их гордо игнорировала, не бегала по врачам (как я уже написала, медицину я просто не переносила) и никогда не глотала таблетки, считая их очень вредными. Пару раз меня на носилках приносили в операционную, но операции были хоть и тяжёлыми, но не очень важными – так, вырезали кое-что ненужное, возникавшее из-за стрессов.

Вот и сейчас – я не стала обращаться ни в какие больницы ни к каким врачам. Я понимала, что это бесполезно. Я была уверена, что врачи – это люди из нашего полностью сгнившего морально общества, поэтому они, во-первых, были малокомпетентеными (у нас везде работали почти не разбирающиеся в своём деле и плохо образованные товарищи), во-вторых, они, как и все другие, не горели желанием помочь ближнему, потому что делали свою работу исключительно из узкоэгоистических материальных соображений Давно прошли времена энтузиастов-гуманистов, вкалывающих за альтруистические идеи

Перебирать события своей долгой и бурной жизни я тоже считала бессмысленным. Всё равно ведь ничего нельзя было изменить и поправить. Жизнь была фактически прожита – хорошо ли, плохо ли, но было ясно, что впереди остался какой-то очень небольшой отрезок отпущенного тебе времени. И что толку терять его на бессмысленные терзания по поводу своих глубочайших ошибок, совершённых по неопытности и тогда, когда обстоятельства загоняли в угол? Ясно – сейчас многого не натворил бы: не влюбилась бы в какого-нибудь козла, которому сто лет ты не была нужна, просто хотелось попользоваться твоим сладким молоденьким тельцем, не отдала бы лучшие годы предателю-ребёночку, который, как только ты выполнила свой «родительский долг», плюнул на тебя с высокой колокольни, полностью забыв о твоём существовании…

Но это – сейчас, когда у тебя ума палата, потому что если бы ты продолжала быть той же наивной, непосредственной, разбегающейся к каждому встречному-поперечному доброй идиоткой, ты давно бы ушла из этого подлого и грязного мира, где многие люди способны только на гадости по отношению к ближнему. А тогда…

Тогда ты вообще мало думала и размышляла. Во-первых, не было времени – всегда приходилось решать кучу проблем. Во-вторых, кто же предаётся размышлениям, будучи молодым? Он просто живёт, впитывая все ощущения и эмоции, жизнь тем и хороша для молодых, что вокруг – каждодневный океан событий, по которому ты плывёшь, не ведая, где наскочишь на рифы…

И всё-таки – не верилось, что придётся умереть… И дело даже было не в инстинкте, который не давал поверить в такую вполне вероятную для каждого живого существа возможность. Теоретически – оно да, возможно… Но ведь только-только начал что-то понимать в этой жизни… Что-то такое вроде важное… Чего ещё не знают другие…

Да нужно ли им это?!! Нет, конечно. Каждый приходит к своим открытиям трудным, извилистым путём, каждый находит в своей жизни только своё, не доступное другим. И неправда, что получаем мы «по заслугам». Жизнь несправедлива до крайности, можно быть каким угодно праведником, но она будет тебя только бить, и наоборот – последняя сволочь получит в ней всё, что его подлая душа пожелает, без малейших усилий…

А ценить жизнь и её простые удовольствия начинаешь, как правило, только тогда, когда они в массе своей становятся тебе недоступны…

Больше всего на свете я ненавидела всяческие праздники. Они сбивали с ритма. Во-первых, я никогда ничего не праздновала. Моя жизнь в последнее время была скудной материально, почти нищей, и суровой, не располагающей к веселью. Во-вторых, я не любила общаться с людьми, которые были мне чужими. А чужими были все. Я давно растеряла друзей и близких на ухабистой жизненной дороге. Раньше я любила посидеть с кем-то, кто что-то для меня значил, поболтать, немного и выпить – почему бы и нет? Я была, что называется, общительным человеком, люди меня всегда интересовали. Теперь же для меня не оставалось ни одного человека, который представлял бы какой-то интерес. Столько друзей и знакомых умерло за последнее десятилетие!!! А кто не умер, был от меня далеко, да и у них жизнь складывалась ненамного лучше моей. Все были уже в том возрасте, когда вплотную подступали болезни, которые «помолодели» – раньше люди доживали до восьмидесяти и были бодрыми и деятельными, теперь же, в наши шестьдесят, мы уже загибались от разнообразных хворей.

Утверждать, что я покину этот мир легко и играючи, было бы полной неправдой. Нет, несмотря на то, что я считала его очень несовершенным, а многих людей способными на любую низость и гнусность, он мне был дорог. По многим причинам.

Во-первых, я к нему привыкла. Даже если жизнь не радует, всё равно, кроме неё, у человека нет ничего другого. Ведь любой бомж, скитаясь по грязным подвалам, хочет жить. Любой умирающий в муках – я это неоднократно видела сама! – рвётся жить, даже если жить там уже нечему.

Во-вторых, по сей день со мной оставались такие вещи, которые меня сильно интересовали и даже волновали. Например, классическая музыка. Это был совершенно не разгаданный мной феномен. И я даже близко не приблизилась к его разгадке. В чём состоит её такое сильное действие на душу? Тёмен лес…