Ульяна Сысоева - Реалист

Конец пути.

Колени девушки еще дрожали, а Ворон уже стоял рядом с ней. Человек-птица…

Не говоря ни слова, девушка пошла вперед. Дальнейший путь ей был в целом известен. Это здание состыковывалось с другим, а с того другого можно было пройти по железной лестнице, которую ребята когда-то сбросили с чуть более высокого дома. Этот «чуть более высокий» и был Высоткой. Это было единственное здание из оставшихся после разрушения, которое достигало двенадцати этажей. Дальше шло здание пониже и так далее…

Придя на крышу, они никого не увидели. Эмили даже немного расстроилась. Это ведь их любимое место. Вместе они притащили сюда старые матрасы, поставили столики, уже изрядно подгнившее под открытым небом, украсили стенки стекляшками, старыми цветными лампочками, битыми бутылками… Здесь просто то самое место, где можно было уединиться с друзьями. Но их тут не было.

Вдруг где-то впереди брякнуло железо.

Выйдя из-за чердака, Эмили увидела всех своих друзей.

Они любовались видом с крыши, сидя на самом краю. Первым Эмили и Ворона заметил Сай, потому что сидел на углу и боком к остальным ребятам. Он сначала удивился, а потом сразу ехидно улыбнулся.

– Джейн? – окликнула Эмили.

Темноволосая девушка резко обернулась и облегченно улыбнулась. Когда Джейн так улыбалась и широко распахивала глаза, она становилась еще больше похожей на Одри Тоту. Да все они, француженки, отличались очаровательными большими глазами, полными тоски, и аурой умиротворенности и нежности.

– О-о, я догадывалась, что он приведет тебя сюда.

– Я-то думала, что ты пойдешь меня искать…

– Просто не хотела вас беспокоить, – пожала плечами Джейн.

– То есть?

– Эй! – резко повернулась подруга, спрыгнула с края на крышу и подскочила ближе к ней. – Что это на тебе? Новая форма? Не по фасону… Ну ладно, на задании что-нибудь прихватим тебе.

Эмили немного нахмурилась.

– Или же попросим кого-нибудь подшить эту. Ворон, надеюсь, не будет против? Так что? Ты окончательно решилась?

– Да! И я буду рада пойти с вами, – произнесла Эмили и прильнула на плечо подруги.

Кое-кто еще в трепете ждал этого дня. Концерт, к которому мальчик готовился целый год, начинался через пару минут.

Вокруг очень много людей. Молодые музыканты суетились, настраивали инструменты и себя к выступлению. Кого тут стоит бояться и ставить себе в конкуренты еще предстоит узнать – пока у всех равные способности. Нервы щекотали под коленками и спирали дыхание. Главное – не поддаться им, иначе все труды насмарку.

Вот объявили его имя. Аплодисменты. Тишина.

Мама в предвкушении суетится на третьем ряду.

Первая нота рвет напряжение и спускает завесу осознания реальности. Она летит вместе с музыкой. Музыка, такая чистая и нежная, заполняет зал и придает этому концерту новое звучание. И концерт перестает быть соревнованием. Здесь важно услышать, на что способны лучшие из лучших музыкантов ближайших городов; что несут в будущее юные дарования.

Как будет звучать будущее?

Фальшью.

Нота сорвалась и мальчика пошатнуло. Зрители вышли из транса, и скрежет смычка остался в головах сотен людей. Он вибрировал вместе с их головами.

И снова все содрогнулось. Теперь уж страх приковал их к месту.

Глухой удар и треск бетона оглушил всех. Сорванные в крике голоса отдавались пустым треском гортани в голове, перемешанный все с той же фальшивой нотой.

Правая стена откололась и полетела вниз, разлетаясь на мелкие осколки. Пол разошелся в трещинах под ногами до истерики напуганных людей, безумно хватающихся за все, что попадалось под руку. Но все рушилось, все наваливалось друг на друга, и матери, отцы, дети катились, падали в беспросветную пучину чего-то страшного, развернувшегося под их ногами – земля открыла свою страшную огненную пасть.

Скрипка отлетела в сторону. Марк не слышал, как кричал, дико и неистово: «МАМА!». Он видел, как она падала вместе со всеми, ее обезображенное ужасом и порезами лицо. Одной рукой она пальцами цеплялась за бархатный пол, а другой тянулась к нему. На последних силах она схватилась за занавес, упавший, но зацепившийся за что-то сверху. А мальчик, сам не осознавая, тянулся к ней, желал затащить наверх, но не видел, как сама сцена начала съезжать к центру здания, в самую воронку разверзшейся катастрофы.

Их протянутые руки становились ближе.

Марк упал на грудь матери, ее окровавленная рука крепко обняла его, и они вместе исчезли в темноте, наполненной неслышимыми криками.

Солнце уже давно скрылось за горизонтом, но яркий красный свет не переставал гореть. Жгучий и ужасающий, он растекался лужей по Перфию. Если это место еще можно было назвать таковым. Людские крики заглушали взрывы, треск огня и рушащихся зданий.

Перфийцы недоумевали, сходили с ума от ужаса, которые впервые испытали на себе. Он пришел вслед за разрушениями, не оставляя и единого шанса кому-либо выжить. Особенный ужас и страх, который они никогда не встречали.

Их мир обрушился. Осталось цепляться за жизнь.

Ужас заставлял его тело бешено метаться в цели спасти жизнь. Дыхания уже не хватало, ноги подкашивались от усталости и подворачивались на грудах мусора. Он стремился найти убежище, где можно было бы спрятаться, переждать, передохнуть.

От его дома ничего не осталось. Да и от города тоже. И если есть шанс выжить, он найдет силы, чтобы добраться до Зенита. Хотя бы дождаться помощи от него. Если тот город, конечно, еще цел…

Тут и там встречались мертвые тела. Местами раздавались стоны, крики и плач. Как бы Омар не хотел – он не мог им помочь. Ему бы самому спастись.

Он оказался на улице, когда началось землетрясение. На него не обрушились стены, он не упал с высоты, но падающее здание рядом все же задело – на ногу упала железная панель, а руку засаднил при падении на бок. Под штанину заглянуть не успел и потому опасался перелома, но сейчас не до этого. Однако боль не оставляла индуса в покое и, перебираясь по грудам хлама, он кривился от жжения.

Наконец самое тяжелое осталось позади, и Омар оказался у уцелевшего (более-менее) старого склада. Три стены еще стояли. За ними, частично заваленные, пласты железа, трубы, рельсы и тому подобное.

Он вошел сквозь разрушенную правую стену. От нее остался лишь уголок, соединяющийся с дальней стеной. Вокруг валялись кирпичи и стекла от подкровельных окон.

Индус не ожидал увидеть там людей. Сначала он замялся, но все же прошел ближе к ним. У стены сидели рыжеволосая кудрявая женщина, чумазая и испуганная; мужчина с кровоточащим порезом от переносицы и вдоль щеки; белокурый юноша в клетчатой рубашке, потирающий большую фиолетовую гематому на руке. Нового человека в своем убежище они приняли спокойно, ничего не говоря. У всех на лице читался шок и боль. Теперь они все равны.