Александр Шляпин - На дорожках неведомых

Петух недовольно и обижено закудахтал и, распушив свои перья, как перед битвой, клюнул его прямо в руку.

– Ах ты, гад! – завопил Муромец, и вновь отпихнул задиристую птицу. – Будешь клеваться, я тебя в суп отправлю!

– Кто тут так орет? – открыв один глаз, спросил Добрыня спросонья.

– Да петух, мать его спозаранок разошелся.

– А Емеля где?

– Емелька где – то в хате был, – ответил Муромец и, взяв чарку, выпил остатки медовухи, которая за ночь стекла со стенок на дно.

– Ну, Добрыня, погуляли знатно! Теперь на службу пора, чай, князь дожидает!

– Слушай, Илья, может, сегодня бюллетень возьмем? – спросил Добрыня, не отрывая головы от стола. – Что – то у меня голова нынче болит, будто сам Хан Герей мне по шарабану пудовой палицей зарядил.

Пока богатыри пробуждались после глубокого сна, отходя от пьянки, мать Емели Марфа выползла из – за печи, где был её лежак. Омыв лицо водой, она выбила кресалом искру, и затопила русскую печь. Огонек весело подхватил трут, березовую бересту, а уже после и березовые поленья. Уже через минуту в хате стало значительно светлее и теплее.

– Эй, хозяин, просыпайся! – завопил Муромец, дергая Емелю за лапоть. – Вставай, пора нам и горло промочить!

Емеля недовольно промычал и, отвернувшись к стене, засопел с новой силой, будто и не слышал.

– Эй, вставай, ирод поганый, утро уже!

Емеля махнул рукой, не отрывая головы от мешка и, натянув на голову овчинный зипун, снова спрятался под ним.

– Ну, ты, басурманин, вставай, нам служить князю пора.

– Ну и иди, служи своему князю, – промычал Емеля, – я тут при чем?

– Так нам же опохмелиться нужно!

– Вы с Добрыней вчера и так шесть ведер осушили….

– Мы и девять ведер осилим, – сказал Муромец и, усмехнувшись, погладил свою седую бороду.

– Ты, Илюшенька, касатик, его ухватом, ухватом, да поперек спины стукни, авось проснется! – сказала Марфа. – Он на сон уж больно крепок….

– Да так, мамаша, негоже, чай, мы вместе бормотуху хлебали! – сказал Муромец и, подхватив Емелю, вынес на руках на улицу, где тут же воткнул его головой в большой снежный сугроб.

– А – а—а! – заорал Емеля. – Заморозил меня старый урод!

Выскочив из сугроба, он хлопнул дверьми, влетел обратно в хату. Вскочил на печь, он влез под тулуп и затрясся от холода.

– Ну, ты, Муромец-кретин! Я же слышал, что вы проснулись. Ну, дреманул, ну, снова заспал! Так что, меня из – за этого нужно головой в сугроб?

– Харю свою вымой, а то от сажи, ты, что черт чёрен! – сказал Муромец и похлопал Емелю по плечу. – С такой, брат, рожей тебя к княжескому двору не пустят.

– А что я забыл там? – спросил Емеля.

– Как что? Ты вчера жениться на княжне Марьяне собрался. В грудь себя кулаком бил, что княжну за себя замуж возьмешь, а нас с Добрыней наймешь в секьюрити, чтобы мы дозором твои полцарствия обходили, да шубы из горностаек и бочки со златом охраняли, – сказал Муромец и засмеялся, – жаних, мать твою!

– А что – жаних? Таких жанихов, как я по всей России хрен сыщешь! Я один такей!

– Ты слыхал, Добрынюшка, Емелька наш в княжеские зятья метит?!

– Он, Илюша, на плаху метит, а не в зятья! Я давеча новый дубовый чурбак из лесу принес на плаху. Чай, княжеский палач уже на его шею топор точит, да на новой чурке спытать желает?! – сказал Добрыня. – Черт! Мы сегодня опохмеляться будем?

Емеля, желая показать свою значимость, слез с печи, гордо встал посреди хаты, поставив руки себе на бедра, и сказал:

– Да я, может, самый что ни на есть, первый кандидат буду! Я, может, с первого взгляда Марьяну полюблю, а она меня? Глянь, как я пригож! Я и ликом, и статью строен, словно выгонка еловая!

Добрыня, сунув в рот горсть моченой брусники, и, зевая, сказал:

– Я ту рыжую гидру даже за полцарства не взял бы! Уж больно страшна девка, – соврал Илья, чтобы отвадить Емелю от лихого начала.

– А я, а я не на Марьяне женюсь, а на княжеском приданом!

– Дурак! Нет у князя в державной казне столько денег, чтобы Марьянку замуж выдать. Разве только за такого убогого, как ты!

– Это я что ли, убогий? – спросил Емеля, заводясь.

– А у тебя, Емелька, что богатство есть? Ты куда свою жену приведешь? В эту хату, с курами да кабанчиком в загоне?

– Хоромы в Рублевке поставлю, – сказал Емеля, выпячивая грудь.

– Ты бы лучше нашему барбосу будку срубил, – сказала мать, – собака вон уже шестой год в сене живет! Хоромы он в Рублевке поставит, трепло ты Емелька —как есть трепло?!

– А вот и поставлю, чай, тайное заклинание ведаю!

– Было б заклинание, ты бы нас не бормотухой медовой, а зеленым вином поил! – уныло сказал Добрыня, выливая себе на язык последние капли браги.

– Ах, так! – топнув ногой, сказал Емеля и стал что – то бормотать себе под нос.

В эту самую секунду в хате что – то зашумело, забулькало и в ведре, прямо на глазах богатырей, появилось зеленое заморское вино.

– А закусь так можешь? – спросил Муромец, открыв от удивления рот и предвкушая продолжение банкета.

– И закусь могу, любого фасона!

Вновь Емеля стал бормотать под нос и на столе один за другим стали появляться княжеские блюда. Перепела жареные, запеченный поросенок в яблоках, блины с икрой и много другой снеди, которая никогда не бывала на крестьянских столах.

Мать, увидев чудо и нежданно свалившееся изобилие, стала креститься и пятиться назад, пока не споткнулась и не села задом в кадку с водой, стоящую возле печи.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.