Северин Виноградский - Сны и кошмары фермера Сведенборга

Фермер взял в качестве посоха мотыгу с самой длинной рукоятью и отправился в путь. Он спустился по узкой тропинке к пойме реки и пошёл вдоль берега. Кожа под рубищем чесалась и, несмотря на лёгкий озноб, – какой случается, когда контакта давно не было, – старику захотелось искупаться. Скинув рубище, он набрал воздух в лёгкие и нырнул в те же прохладные воды реки. Преодолев под водой узкое устье, пловец вынырнул у другого берега и вздрогнул: прямо перед ним, воплощённым воспоминанием сидела София. С тех пор как Сведенборг видел наяду в прошлый раз, у него успела вырасти и побелеть борода, и теперь всё та же юная София выглядела фантомом, сбежавшим из запретных грёз.

– Пусть сны твои будут добрыми, Свен.

Она звала его так со времён знакомства, он сам разрешил ей это, и теперь имя звучало отголоском отроческих воспоминаний.

– Зачем ты здесь появилась? – не ответив на приветствие, спросил Сведенборг.

– Захотелось искупаться, как и тебе, – девушка встала и потянулась.

– Ты ждёшь кого-то? Насколько я знаю, сейчас тебе пора заново познакомиться с Мартином, – сказал старик, оглядывая округу.

– Я ждала тебя.

– Зачем?

– Мне страшно.

– София, время играть со мной в игры прошло.

– Знаю, что ты сейчас испытываешь. Тебе необходимо согреть кровь и дальше предаваться тихой радости посильного труда и созерцания ландшафтов. Ты вспоминаешь меня хоть иногда, Свен?

– Нет.

– Ты весь дрожишь. Дай я тебя обниму.

София прильнула к Сведенборгу, и он почувствовал её тепло и стук сердца. На мгновение в нём пробудилась давным-давно угасшая страсть – старик отстранил девушку.

– Этого нельзя делать!

– Мне, в отличие от тебя, не объяснили в Гимназиуме, что можно, а что нельзя! – топнула ногой София.

Сведенборг прыгнул в воду и, сделав несколько гребков, пересёк реку.

– Ты! Ты ненастоящая! Зачем ты являешься мне? – крикнул он с другого берега и начал натягивать рубище.

Девушка бросилась следом и, стрелой преодолев расстояние между берегами, вынырнула перед Сведенборгом. Она стояла, приосанившись, а глаза сверкали загадочной смесью интереса и возмущения.

– Ненастоящая только потому, что обманула твои отроческие ожидания?

Старик смутился. Видел ли он Софию такой раньше?

– Свен!

– Что?

– Ты писал что-нибудь в журнал воспоминаний?

– Почему тебя вообще это интересует?

– Ты пытаешься забыть наши встречи, и это обидно.

– Я… не должен. Просто пытаюсь соблюдать правила.

– Тогда почему про меня нет никаких записей?

Сведенборг изумлённо замер.

– София – нет! Смотреть чужой журнал страшное преступление. Я… я даже предположить не мог, что ты на такое способна.

Девушка расхохоталась, тряхнув волосами:

– Какие вы, фермеры, глупые. Мне не нужно читать твои записи, чтобы знать – обо мне там ни строчки! Каждый цикл ты хочешь заново испытать, – она запнулась, – то, что испытал.

– Оставь меня и никогда ни с кем не говори про журнал.

Старик крупными шагами пошёл прочь.

– Эгрегор болен, Свен! Грядут перемены! Такие, о которых никто даже не подозревает!

Ветер унёс последние слова Софии, а раздражённый Сведенборг направился месту обитания Эгрегора, на языке фермеров называемое Дазайном. Время контакта. Он знал: пока ещё почти приятные озноб и слабость могут стать пыткой, хоть никогда не испытывал её. Никогда. Странное слово, о смысле которого Сведенборг раньше не задумывался. Умеет София сбить с толку. Перед контактом опасно находиться в сомнениях: всем известно, от сомнений даже опытные фермеры могут попасть в кошмар. Из фруктовой рощи, наполненной ароматным воздухом, тропа вывела старика на обширное плато, почти всю площадь которого занимал внушительный параллелепипед из тёмного блестящего материала, не встречающегося больше нигде на территории фермы. Высота Дазайна составляла примерно тридцать локтей, длина шестьдесят, а ширина – двадцать. Строгую геометричность конструкции подчёркивали встроенные в стены колонны, прямоугольные в сечении, они охватывали здание по периметру. Сверху и снизу колонны становились толще, ощетиниваясь гранёными ордерами, отчего сооружение производило впечатление огромного драгоценного камня, верх которого обрамляли небольшие – меньше локтя диаметром – отверстия. Вход оформлен треугольной стрельчатой аркой, затянутой серповидными стальными пластинами, которые открывались, стоило подойти к ним на расстояние пяти локтей. Эта особенность демонстрировала фермерам – жилище Эгрегора живое и наделено сознанием.

Под ложечкой засосало – так бывает перед контактом. Путник подошёл к двери, в очередной раз услышав характерный звук отворяющегося входа. Звук этот всегда вызывал устойчивую ассоциацию разгрызаемой изнутри оболочки куколки, из которой вот-вот вылупится бабочка.

Но не успел фермер сделать решающий шаг, как услышал знакомый хрипловатый голос: «Брат Сведенборг!».

– Брат Карлос, – приветственно кивнул Сведенборг и отступил на два шага, отчего вход Дазайна сомкнулся, так и не получив пищи.

Карлос медленно приближался тяжёлой, шаркающей походкой. Он давно не стриг волос, его засаленная борода свисала почти до пупа, а запах пота и дыма от меховой одежды чувствовался, несмотря на ветер. Под глазами фермера виднелись тёмные круги, но взгляд оставался подвижным и внимательным. Карлос был намного старше Сведенборга в текущем цикле: он учил его правилам жизни на ферме, когда тот ещё не носил бороды. Мудрые советы и поддержка Карлоса были незаменимы в сложный для юных фермеров период первых контактов.

– Пусть сны твои будут добрыми, – поклонился старший фермер, произнеся традиционное приветствие.

– А кошмары лёгкими, – последовал положенный ответ.

– Тебе холодно, брат Сведенборг?

– Да, мне нужно в Дазайн.

– Понимаю, – Карлос отвёл глаза, силясь что-то сказать, – у меня не было контакта двадцать пять Лун.

– Но почему? – Сведенборгу стало ещё холоднее от услышанных слов. – Брат Карлос, войдём же со мной?

– Знаешь, – Карлос пропустил предложение мимо ушей, – я наблюдал за тобой с тех пор, как ты, смешной и безбородый, появился в Гимназиуме, и могу сказать, положа руку на сердце, – ты гармоничнее большинства других фермеров. И вот, признаюсь, терзаюсь сомнениями, является ли это достоинством?

– Ты же сам говорил: каждый фермер – уникальное отражение разума Эгрегора, и нет теории для оценки того или иного сознания.

– Мы учим тому, чему должны, но не всякое знание ведёт к истине. Ты никогда не задумывался, сколько циклов мы существуем?

– Можно посмотреть в журнал, хоть и это вряд ли пойдёт на пользу, – неуверенно сказал Сведенборг.

– При смене цикла фермеру выдают новый журнал и оставляют один предыдущий – что ты и сам знаешь – правила рекомендуют один не читать, в другом не писать. Думаешь, записи с предыдущего цикла расскажут, как появилась ферма, Свен?