Марина Лугавцова - Молчание вдребезги. Как написать и потерять роман

В первый же день знакомства я подобрала коту звучное имя – Мартин, припомнив говорящего гуся Мартина из сказки Сельмы Лагерлеф «Путешествие Нильса с дикими гусями». Не скрою – я долго колебалась, не остановиться ли мне на звучном имени Максимус с двойным дном геополитических смыслов. Черный кот вполне мог претендовать по внешнему виду и окрасу на титул представителя самой родовитой семьи черных аристократов на планете Земля. Но имя Мартин показалось мне более привлекательным для симпатичного сообразительного друга, который не страдает гусиной болтливостью и никогда не поведает о твоих секретах посторонним.

По вечерам мы с Мартином запирали все наружные двери и дружно с огоньком доделывали внутри квартиры все, что за день не успели. В первый же месяц василеостровского новоселья кот приспособился помогать мне, наблюдая со столешницы письменного стола из светлого орехового дерева, как я стучу по черным квадратам клавиш, изредка замирая и закатывая глаза в поисках казенного вдохновения. Мартин за компанию поднимал глаза к потолку и, не обнаружив ничего интересного, начинал дремать, нажимая уснувшим носом на выключатель лампы. Надо признаться, очень заразительно он дремал. Через час-другой, утомившись от постоянного подмигивания лампы, я без всякой жалости выгоняла трудягу-дятла из осиновой чащи своих пальцев, давно разучившихся писать удобными перьями неразговорчивых гусей. Отложив в сторону очередную статью, я иногда задавала коту вслух вопросы. Просто так, не дожидаясь ответа. Хотелось услышать со стороны свой охрипший от долгого молчания голос:

– Итак, Мартин, как считаешь, не пора ли нам передохнуть?

Легким кивком Мартин выражал полное согласие и, спрыгнув со стола, приглашал проследовать за ним к холодному ельнику с продуктами. Перерыв так перерыв.

В ноябре семнадцатого года наша распрекрасная жизнь внезапно закончилась. Нелепое происшествие заставило меня, как и главного героя пока еще не написанного романа, поскользнуться и упасть в глубокую пропасть. Вернее, я не удержалась на складной лестнице, развешивая картины, и рухнула вниз, проломив спиной прочный гипсокартон, прикрывавший стены одного известного исторического здания на Биржевой линии Васильевского острова. Герой романа отделался легким недомоганием, пользуясь милосердием автора, а я нет.

Пролетая отмеренное судьбой расстояние, я еще успела, как следует, полюбоваться миром, перевернутым вверх тормашками. Наблюдение за пространством глазами каппы из «Страны водяных» Акутагавы Рюноскэ дли лось недолго и прервалось ударом о земную твердь. Бамс! Бамс! Баммес! Еще раз Баммес! Чмок! После легкого поцелуя бетонного пола в позвоночник наступила тишина – и черный квадрат перед глазами поглотил всю многоступенчатую темноту бессознательного. Как советовал мой учитель по академическому рисунку 20 20 Юрий Яковлевич Мацко – художник-живописец, мастер пейзажа, портрета, исторической картины. Педагог. : «Никогда не вглядывайся в самую глубину теневой стороны. Нечего грязь разводить». А я и не вглядывалась. Я ее просто увидела! В моем падении с лестницы не было ничего сверхъестественного. Случаются такие события с людьми чаще, чем хотелось бы. Соблюдаешь ты технику безопасности или нет – полет вниз неизбежен: так уж эти лестницы обычные и складные хитро устроены. Как тут было не вспомнить герою будущего романа «Градо» Диманису, как бесстрашный Валентин Булгаков 21 21 Булгаков Валентин Федорович (1886—1966) – секретарь Л. Н. Толстого. Руководитель ряда литературных музеев, в том числе он возглавлял Яснополянский музей почти 30 лет. так же летел ласточкой головой вниз, подбитой камнем собственной усталости и любви к искусству. Вот до чего может довести любителя живописи ночная развеска картин накануне открытия выставки. А иногда можно и не оправиться от травм 22 22 Художница Юлия Васильева погибла при развеске картин. Ее произведения хранятся в галерее «Мансарда художников» в Санкт-Петербурге на улице Большая Пушкарская, 10. . Совсем не справиться с притяжением земли. Вроде обычное дело – стены украшать произведениями искусства – обычное, но рискованное. Может быть, не случайно Николай Гоголь, по преданию, перед смертью просил только об одном: «Лестницу мне! Лестницу!»

Мое падение закончилось обычным, но затяжным приступом меланхолии. Как же так? Вроде кости целы – отделалась синими полосами на спине и багрянцем синяков на руках и ногах, стонущих при каждом неловком движении писклявыми лиловыми голосами: «Мы же тебя предупреждали». Предупреждать-то предупреждали – да что толку – двигаться и вставать с дивана не хотелось, не желалось и не мечталось. Вроде меня, как бутылку, встряхнули, и вся муть со дна ударила в голову. Наши с Мартином вечерние посиделки прекратились, и кот заметно приуныл. Но ненадолго.

– Хватит хандрить! Вставайте, маркиза Кара-бас. Вас ждут великие дела, как говорил какой-то там мудрец доблестному герцогу Максимилиану Анри Сен-Симону. Кстати, Максимилиан – прекрасное имя, данное мне при рождении. Мечтал носить его при себе до конца дней своих, да не сложилось.

Приоткрыв один глаз, я разглядела рядом с собой на подушке, примятой лавандовым облаком сатиновой наволочки, знакомый оскал несостоявшегося Макса. Вы когда-нибудь видели говорящих котов? Если нет – поздравьте себя – вы пока еще в полном порядке.

– Вот оно что! Какой же Степа, оказывается, враль! А чем тебе имя Мартин не угодило? – прошептала я. – Значит, хватило смекалки удивить меня единственно возможным способом? Изыди, шпион мохноногий!

Я и не заметила, как с неожиданной прытью вскочила с дивана и погналась по коридору за мелькающими впереди лапами и хвостом. Мышцы ног с каждым ритмичным ударом пятки об пол – правой или левой, неважно – разогревались все сильнее и сильнее, а кровь с энергичным барабанным боем все активнее пульсировала по артериям: «Встала, встала! Беги, беги!» Освеженный, или освежеванный, сверхъестественным событием разум стряхнул оцепенение, и я с усилием притормозила около последнего поворота перед кухонным окном – бежать дальше было некуда. Разве что выпрыгнуть в окно. Полюбовавшись рамой с единственной бронзовой шпингалетиной, увитой одичавшим без присмотра плющом, я плеснула из лейки воды в горшок с буйным растением, зачем-то дотронулась до коричневой колючки угрюмого кактуса в керамической плошке и ойкнула от неожиданности. Колючка пребольно царапнула ноготь и укусила за кончик мизинца – брызнула кровь – пришлось срочно искать аптечку, вступая на привычный путь повседневных хлопот.