Олег Аникиенко - Один оборот

Матертый: И кто виноват? Кого – в камеру?

Забортов: Мы можем смеяться… Но над кем? Те, кто наверху – все понимают. Но им все равно. Детей своих отдали в частные школы за рубежом… Гламуры – мажоры… А культура для народа – в руках торгашей. Тем только деньги нужны. Вот и гонят попсу, как образ жизни. Внедряют тину. Незаметный ил для ума и чувств. Пугачева – киркоров – стас михайлов… Вот еще экземпляр – Трахтенбрех… Умер недавно. Не насобирал ни на здоровье, ни на добрую память…

Треплович: Но мы – то причем? Музыкальный канал…

Забортов: Э, не все так просто. Чем вы занимаете эфир? Пустой музыкой и болтовней. Извините. Впрямую не растлеваете, но – зомбируете мякиной… Влияние попсы на психику доказано!

Матертый: Да вы не волнуйтесь! Рассказывайте…

Забортов: Вы играете на понижение личности! Промываете мозги музоном. Технологии проверенные. Так индейцев споили… Музыка – инструмент манипуляции! Движок для ног. А тексты! Почему нет песен о жизни человека? О труде, учебе, детях и родителях, о призвании и мечтах… Только – перепихнуться, поржать, урвать… Медленная плесень, ржа эрзац-культуры… И толпы овец, жующих ботву… Ох, что-то сердце…

Матертый: Дайте профессору под язык! Разволновался… И почему замигал свет? Черт! Вызвать электрика… Срочно! Сбегай…

Треплович: Электрик? Пашка? Срочно в студию, к редактору!

Пашка: Суки! Достали! Мокрый уже… Работаю в трех местах, – семью кормить. И я тебе на Пашка! Павел Иванович! Передай Матертому – время смены кончилось. А если тронешь еще, – зубы выбью…

Матертый: Что там с электриком? Хрен с ним! Увезли профессора… На скорой… Болтал много. Ты вот что. Принеси коньяку… Там у вас есть. А это кто? Смазливая… Вон – карячится… Ух, попец! Дочь уборщицы? Лет четырнадцать будет. Я, пожалуй, останусь, обдумаю кое-что…

Утром следующего дня.

Треплович: Друзья! Здесь – «Бла – бла». Нет, не так… легче… Я сказал – добрый день! И он добрый для вас, для меня… Я слышу ваши ответы, ваш смех… Чирикина: Привет! Репетируешь? Слыхал? Вечером дочь уборщицы разбилась. Пьяная грохнулась с лестницы. А может толкнули… Ты что ли бар не закрыл? Влетит теперь…

Треплович: Да, но…

Матертый: Зайди ко мне! Жбан, Треплович, – сядьте. Дело такое… Скажешь, забыл бутылку закрыть в баре. Новенький, мол. Не разобрался. Получишь выговор, лишим премии. Но будешь работать. А через полгода – займешь место Чирикиной. Станешь редактором программы. Потом и меня сменишь. Я в Москву собираюсь… В Москву! Заметили меня… Да и бабки нужны, по канарам ездить…

Жбан: А я скажу, что оставалась одна. Напилась. В пузе все равно коньяк найдут. Но за это – возглавлю охрану! Так что, дерзай, щегол… Я – пригляжу…

Иван Петрович Малый работал столяром – оформителем в учреждении городской культуры. Трудился много лет и, в общем, считался работником полезным. Годами он смазывал дверные петли кабинетов, подтягивал расшатанные стулья, а также строил всякие нужные людям выставки. Дело свое он знал и особенно отличался, когда ему попадались задания творческие.

К примеру, он мог придумать витрину для иконы какого-нибудь архангела Иегудила или быстро выпилить Бабу-Ягу к новогоднему празднику. В таких случаях он напрягал фантазию и мастерил чудо-подставку: Яга стояла крепко и, в то же время, падала при попадании в нее детским мячом. Позже, Иван Петрович признавался, – первоначальный план его был сложней. Макет Бабы Яги должен был вскрикивать при ударах в лоб: – «Тебе б так!» Но его педагогическую идею наверху не поняли. Тем не менее, на свое пятидесятилетие Иван Петрович получил кактус в горшке и грамоту с красивой подписью заместителя зав. культуры Евг. Удачного.

Случались и другие истории. Так Иван Петрович заслужил полбутылки виски от механика передвижной выставки «Динозавры». Облезшие муляжи – монстры поистрепались в дорогах, и многие уже не открывали пасти, едва шевеля головами. Проявив смекалку, Иван Петрович с фонарем на лбу проник внутрь чудовища. Там, внутри металлического скелета, он скрепил наугад два проводка. А выбравшись, сделал из пенопласта два новых клыка, закрепил их шурупами и подкрасил. Старый ящер помолодел и, по-прежнему, пугал ребятню…

«Нам радость творчества дана,

когда палитра без г – вна»

Такая глубокомысленная запись появилась в тот вечер в дневнике слегка нетрезвого Ивана Петровича. И вот здесь можно открыть одну из тайн нашего героя.

Иван Петрович давно мечтал стать художником. Всю трудовую жизнь он пронес в себе любовь к картинам. Какие-то наброски ему удавались в тетрадке… Но на серьезные работы времени не хватало. А, может, – решимости? И теперь, когда до пенсии оставалось всего полгода, его планы на жизнь запылали огнем.

Порой он вспоминал отца – офицера, который после выхода в отставку страдал неприкаянностью. А потому свою любовь к руководству изливал на домочадцев. Старый командир ходил по квартире, выискивал пыль и устраивал развод на работы. А раз в неделю проводил семейную политинформацию.

Одно время отец даже надеялся видеть в сыне продолжателя династии. Но небесам лучше знать. От всего военного мальчика тошнило. Мечтательному Ване нравились кисти, а от запаха масляных красок он впадал в труднообъяснимый ступор.

Так или иначе, но отслужив в армии, возмужавший Иван уже не смог ужиться с родней. С добродушной приезжей девушкой, он уехал на север, прихватив с собой лишь несколько книг и пакет апельсинов на свадьбу.

Так и пошла, покатилась жизнь. В тоскливый час лекарство известное – музыка, да винцо тайком. После рождения детей – борьба за общежитие, за место в детсад… Мечты о картинах отодвигались в будущее, и краски с тихим вздохом медленно засыхали в кладовке.

Вулканы

«…и далеко, а кажется, что рядом,

волнуя напряженной немотой, —

вулкана леденящая громада

нависла совершенством….»

(Из стихов самодеятельного художника И. Малого)

Среди многих любительских набросков Ивана Петровича, выделялась подборка видов вулканов. Откуда пошел этот интерес ответить он затруднялся. Нравятся и все тут. Возможно, он ощущал какое-то родство с ними. Часто, после рабочего дня, рассматривал альбомные иллюстрации, на которых дымились, извергались или просто ожидали своего часа непредсказуемые вершины. И все же, никак не мог найти тот вид, который бы его удовлетворял полностью.

Многое не устраивало художника. Ему не нравился извергающийся вулкан, похожий на вскрытый чирей. Не нравился вид сверху, – заглядывать в кратер казалось ему неуважением к природе. Не нравились потухшие вулканы, чьи подножия обживали суетливые люди. Зимний вулкан наводил тоску. А весенний, с частично растаявшим снегом, напоминал своими полосами легкомысленную зебру. Не привлекали, также, далекие и слишком близкие планы. Иван Петрович искал для себя ту идеальную точку, с которой вулкан смотрелся бы грозно, без панибратства, и не терял чего-то человеческого…