Михаил Дорошенко - Боргезия

– Нет, это обложка.

– Обложка каменной книги!?

– Вот именно! – восклицает Грин. – Видите, здесь одна плита вставлена в другую. Поскольку все заросло мхом, шва не видно. Вы сдвигали плиту, а нужно было ее раскрывать. Подайте-ка мне вот эту железку.

Грин поддевает плиту. Под ней раскрывается страница каменной книги.

– Странный запах исходит от книги.

– Запах тлена.

– Нет, это что-то другое. Кстати, этого рыцаря или, как там его, тамплиера, зовут Грегуар. Вспомните, о чем говорил сумасшедший.

– Ну, это, может быть, совпадение.

– Сколько здесь страниц? Пять страниц каменной книги. Что-то не нравится мне этот запах. Что-то не то происходит. Сергей Алексеевич, да вы ли это?

– А, догадался? – говорит Кони не своим голосом, достает револьвер и направляет его на Грина. – Догадливый был ты всегда.

– Так это вы – мой убийца? Смотрите, они уже здесь, – показывает Грин куда-то в сторону.

Кони на мгновенье отводит взгляд от Грина, и тот в два шага оказывается за ближайшим памятником. Из-за других памятников появляются люди в черном с револьверами. Начинается перестрелка.

Грин выскакивает из ворот кладбища и, отстреливаясь на ходу, заскакивает на подножку трамвая и неожиданно оказывается в поезде. Он проходит по коридору пустого вагона и входит в вагон-салон.

– Вы кто? – спрашивает Грин, оглядывая фрачников, собравшихся за овальным столом.

– Минуточку, – выставляя палец, объявляет похожий на Кощея фрачник, – мне нужно сообразить. Плохо думается, словно во сне. Во сне плохо думается, как известно.

– Во сне? Кто во сне, я или вы, или оба, а, может быть, все?

– Вопросы, вопросы, вопросы… скажите, господин…

– Грин.

– А-а, старый знакомый!

– Что-то я вас не припомню.

– Господа, перед вами некто Грин, человек, с которым я буду иметь дело лет эдак через несколько, а точнее в двадцать девятом году.

– Не знаю, кто вы, но мне почему-то кажется, вас зовут Файнс.

– Совершенно верно! – восклицает председатель. – Хотите в нашу ложу вступить?

– Название у вашей ложи имеется?

– Название… – с удивлением разводит руками Файнс, – названия нет. А зачем вам название?

– Всякая вещь и… явление… должна быть обозначено каким-нибудь именем, не так ли?

– Мы безымянные, безымянные для… – оглядывается Файнс по сторонам в поисках поддержки, – для конспирации, вот!

– Что вы скрываете, позволю спросить?

– Вы вступаете в ложу?

– Зачем?

– Чтобы, – ищет Файнс поддержки у окружающих, – чтобы…

– Неуместный вопрос, – помогают ему, наконец.

– И все же? – вопрошает Грин.

– Вступивши к нам в ложу, – с большим достоинством говорит один из участников, – вы можете научиться видеть то, что сводит с ума. Вы хотите узнать то, что сводит с ума?

– Как ни странно, хочу.

– Вы готовы подписать чистый лист для вступления в ложу?

– Что я буду за это иметь?

– Все! Все, что пожелаете.

– Так уж и все?

– Что ответить? – вновь обращается Файнс к присутствующим.

– Обещайте все, что угодно.

– Хотите власти?

– Над кем? – усмехается Грин.

– Деньги ему обещайте, деньги верней! – предлагает очередной фрачник.

– Деньги хотите?

– У меня и своих предостаточно.

– Впервые встречаю человека, – выражает удивление Файнс, – у которого достаточно денег. Более того: предостаточно!

– Может быть, женщину ему предложить, – подсказывают ему, – самую красивую в мире.

– У кого что болит, – провозглашает Файнс, – тот о том и говорит. Таких не бывает. Все они на одно лицо, кого ни возьми. А у вас, что болит? Мы многое можем устроить. Вы подпишите, и мы горы свернем для вас! Хотите, избавим страну от тирана?

– Какую страну? – спрашивает Грин.

– Австро-Венгрию, разумеется! Мы же в Праге находимся.

– Долой тирана! – восклицает свита. – Хотя лучше застрелить наследника, старик сам скоро помрет.

– Да вы – заговорщики, господа.

– Заговорщики? – удивляется Кощей. – Разумеется, и что?

– А то, что я вас разоблачил, – достает Грин револьвер, – и сейчас избавлю человечество от заразы.

Он стреляет пока не кончаются патроны. Когда дым рассеивается, Грин оказывается на кладбище. Он подходит к могиле, вынимает из решетки ограды железное копье и поддевает вырванным плиту с надписью: «Здесь покоится рыцарь Грегуар». В гробу изразцовый рыцарь с раскрытой книгой на груди.

Грин втыкает копье в грудь рыцаря.

– О-о-ох, – глухим неестественным голосом отзывается Грегуар. – Не убивай меня, Гри-и-ин… не убивай меня, Гри-и-ин…

Грин несколькими ударами разбивает книгу, затем и всего рыцаря превращает в обломки.

– Заче-е-ем ты убил меня, Гри-и-ин… – продолжают канючить обломки.

– Тьфу, чтоб тебе пусто было! – отбрасывает Грин копье в сторону и уходит.

С сухим каменным треском обломки соединяются и встают. Идол делает несколько шагов и хохочет, но от хохота разваливается на части и рассыпается по траве. Обломки вновь складывается, и Грин начинает стрелять в них из револьвера.

Кони тормошит Грина на кладбище.

– Что, что случилось? – вскакивает Грин.

– Ничего, слава Богу, – отвечает Кони.

– Мы живы?

– Я сам удивляюсь.

– Кажется, мы стреляли друг в друга.

– Они подложили какое-то зелье между страницами книги.

– Да, книга, книга! Где книга? – вскакивает Грин.

– Книга? Книга разбита, – поднимает Кони обломок с несколькими буквами, – хотя можно… можно попытаться ее восстановить. Я очнулся немногим раньше вас. На меня зелье меньше подействовало, и я первый очнулся.

– А вам, что казалось?

– Не приведи Господь, – крестится Кони, – чтобы такое случилось на самом деле.

– Вы знаете, Сергей Алексеевич, а у меня револьвер разряжен!

– У меня – тоже.

– Мне показалось, что вы – черт знает кто. К тому же вы наставили на меня револьвер.

– Мне показалось, вы хотите убить меня.

– А мне показалось, – вы. Кажется, мы стреляли не только во сне. Как же мы живы остались?

– Я сам в недоумении.

– Коварное зелье.

– Коварная книга.

– Книгу разбита… – размышляет Грин, – но восстановить ее можно… по вашим словам.

– Частично, во всяком случае.

– Перед нами разыграли спектакль, – указывает Грин на разложенные на столе обломки каменных страниц. – Нас хотели убедить, что мы идем по верному следу, и нас за то убивают.

– А на самом деле?

– Нам дали возможность прочесть настоящий текст или часть его только.

– Для чего?

– Чтобы мы передали его императору.

– Но для чего, если до того убивали?

– Убивали для того, чтобы придать тексту значимость. По-видимому, они ожидали наступления события, которое, судя по тому, что мы еще живы, произойдет в ближайшее время.