Анатолий Полотно - Выход за предел

И Сафрон впервые за долгие годы общения с женщинами потерял свое первенство, потерял превосходство. На него смотрело женское лицо восхитительной красоты с очень умными карими глазами.

– Аура, да, конечно, – произнес он и замолчал, безропотно глядя на нее.

– А как вы вообще относитесь к импрессионистам? – отклонившись назад, как бы оценивая его, спросила девушка.

– Я хорошо отношусь, – проговорил, все так же не отводя глаз от ее лица, Сафрон.

– Я раньше тоже хорошо относилась, пока видела только репродукции с картин, а вот сегодня мое мнение о них изменилось, – произнесла женщина-девушка и повернулась к Ван Гогу. – Мне кажется, в них страсти недостаточно, нашей русской страсти, энергии нашей, безрассудства. Масштаба не хватает, горя нашего настоящего не хватает, счастья безмерного, боли человеческой, любви безграничной, пылкой, жертвенной, жизни не хватает: все красиво, ровно устроено.

И снова повернулась лицом к Сафрону.

– Да, но игра света, тени, тон… – начал было Сафрон.

– Что касается цвета, так наш лубок перебьет их всех одной картинкой с ярмарки, а светотень – да, это новшество, без сомнения, – парировала незнакомка. – Мне кажется, наши живописцы, да те же передвижники, сильно замалчиваются на Западе. А импрессионистов раскрутили до небес и сделали из них торговый бренд – хорошее вложение капитала, и, главное, надежное: цена только растет. А вы как думаете?

– Вы не поверите. Но я думаю так же, как вы, – ответил Сафрон и впервые улыбнулся ей. – Простите за каламбур и подхалимство. Я что-то, глядя на вас, совсем думать разучился, а уж говорить и подавно.

– Меня зовут Светлана. А вас? – спросила Светлана и тоже улыбнулась.

– Меня – Сафрон.

– Иностранное или древнерусское? – снова спросила Светлана.

– Скорее второе, но я сам толком не знаю, надо будет порыться в библиотеке. А вы, случайно, не преподаете в ВПШ – Высшей партийной школе? У меня ученица есть, так ее мама преподает в ВПШ, – зачем-то спросил Сафрон и снова улыбнулся.

– Нет, я совсем из другой оперы, – спокойно ответила Светлана и опять повернулась к Ван Гогу.

– Говорят, он ухо себе отрезал из-за любимой, а на автопортрете будто зуб у него болит, вот я о чем. А ВПШ здесь при чем? – спросила девушка Светлана.

– Да так. Уж больно у вас мнение резкое о бедолагах-импрессионистах, очень патриотичное, что ли, мнение, конкретное, безапелляционное – в ВПШ так и учат, – как можно миролюбивее произнес Сафрон.

– У меня свое мнение по всему, а чему там учат в ВПШ, мне неизвестно, любую власть я презираю, за художников наших обидно. Это я вам честно говорю, – ответила Светлана, не глядя на Сафрона.

Они помолчали. Она снова повернулась к нему и просто спросила: «Ну и почему вы меня никуда не зовете, и повод подходящий есть – зал закрывается…» Сафрон чуть рот не открыл от удивления, но тут же нашелся и произнес: «Я приглашаю вас в „Метрополь“, там Иосиф Виссарионович с Мао Цзэдуном встречались когда-то».

– Ну, Сталин и Мао – одного пола, а мы разного, там таких пускают? – ответила с ухмылкой Светлана.

– Я думаю, если они вас увидят, то сделают исключение, я бы сделал, – сказал Сафрон и только сейчас заметил, что вокруг них собралось много зевак, в том числе из работников зала.

– Все, товарищи, представление окончено, продолжайте осмотр экспозиции, пока зал не закрыли. Пойдемте, Светлана, – проговорил громко Сафрон и подставил калачиком руку Светлане. Она взяла его под руку, и они направились к выходу. Так они и вышли на улицу, а когда подошли к сафроновской машине, Светлана без особого восторга произнесла:

– О-ля-ля, да у нас и колесики симпатичные. Дадите покататься как-нибудь?

– Да вас и без машины нельзя отпускать на метр от себя, а с машиной сразу угонят, – ответил Сафрон.

– Никто меня не уведет и не угонит, если сама не захочу. А захочу, так никто не удержит и не остановит, – проговорила девушка-женщина Светлана и указала подбородком на дверцу.

Сафрон открыл перед ней переднюю дверь, она уселась. Он обошел машину, вспомнив старую шутку: «Если мужчина открывает перед женой дверь, значит, или жена новая, или машина». Сел за руль, развернулся в неположенном месте, и они помчались в «Метрополь». Припарковались перед входом в ресторан в Театральном проезде и вышли. Швейцар любезно открыл перед ними дверь, подбежал метрдотель, любезно поздоровался и повел их в зал к зарезервированному (для кого-то) столику. Прибежали официанты и начали суетиться вокруг. Нисколько не обращая внимания на челядь (имеются в виду швейцар, метрдотель, официанты), Светлана вдруг произнесла:

– А каково ваше отношение, Сафрон, к сюрреалистам?

– Ну, сюрреализм – широкое понятие и, начиная с Босха, да и до него, неоднородно и неоднозначно. Невозможно представить, что кто-то бы назвал пещерных художников каменного века сюрреалистами, хотя они таковыми и были, – сказал Сафрон.

– А конкретней, пожалуйста. Не нравятся мне эти обтекаемые ответы, полуформулировки, полуопределения, – спокойно сказала Светлана, уверенно глядя на Сафрона.

И он в очередной раз изумился этой властной женщине. Она ведь не командовала, но какая-то власть, какая-то сила рвалась из нее наружу. То ли это власть ее духа, силы воли, то ли характера, то ли красоты, а может, ума или природы? Сафрон не мог этого понять, и ему было безумно интересно с ней. Все сильнее она ему нравилась, и все сильнее она им овладевала, он это чувствовал и не противился – это была необъяснимая власть женского начала природы, принуждение к продолжению жизни.

– Сафрон, вы еще здесь, а то я начинаю уже волноваться – кто за все это будет платить? – услышал он голос Светланы.

– Да здесь я, Светлана, здесь. Кто же может самостоятельно уйти от вас без разрешения. Сюрреализм – или так называемый сверхреализм – это всего лишь поиск новых форм в живописи, поиск нового воздействия на людей, поиск нового эмоционального восприятия действительности, приглашение в мир духовности. Ведь появляющиеся вновь изображения на обоях – это тоже сюр, ведь их нет, а может, они есть. Сюрреализм и правда неоднороден, есть в нем и откровенный популизм, как у Сальвадора Дали, тем не менее, любимого многими. Есть в нем и откровенные пройдохи, так сказать, аферисты от живописи, жаждущие денег, славы и сомнительного бессмертия. Но есть и поистине гениальные авторы, апостолы нового, как Пабло Пикассо, или вот автор мозаики на фасаде этого здания – Михаил Врубель. Тоже ведь сюрреалист.

Сафрон замолчал. Посмотрел растерянно на Светлану, на стол, улыбнулся и продолжил: «Но мы, кажется, увлеклись и далеко забрались по „Лестнице в небо“, давайте спустимся с облаков на грешную Землю и выпьем шампанского за знакомство». Он поднял бокал, и они выпили, чокнувшись, холодного шампанского брют. Потом принялись за еду, рассказывая друг другу, что кому нравится и чего бы хотелось попробовать. Заиграл оркестр, исполняя только-только ставшую популярной песню из репертуара группы Bad boys blue.