Михаил Дорошенко - Приглашение в замок

– Какое совершить преступление?

– Помилуйте, какое еще преступление!? Мы находимся в цивилизованном обществе, разве не так? Мы же не в Африке! К тому же я адвокат, прокурор и судья!

– Так-то оно так, да только….

– Вот именно: все не так, как вы думаете. Никаких преступлений!

– Так в чем же дело?

– В том-то и дело, что вы должны согласиться, а условия потом. Понимаете, если вы откажетесь, вы поставите меня в неловкое положение.

– Вас, да? А в какое положение вы ставите меня?

– Ну что ж, не хотите… Я так и знал, так и… знал. Пришлось заменять как-то на сцене Шаляпина. Он был пьян, петь мог, а ходить… Да что там ходить! Шевелиться не мог! Я на сцене рот разевал, а Шаляпин за кулисами пел. Ка-а-ак он пел! «На земле весь род людской чтит один кумир священный…» А как я играл! «Он царит над всей вселенной, тот кумир – Лилит… здесь немного не в рифму… символ похоти извечный!! В умилении сердечном, прославляя истукан, люди разных умозрений пляшут в круге бесконечном, а-а-акружая пьедестал».

– Какое отношение ваша история имеет к моему делу?

– Какое отношение? Никакого… м-м, да… никакого. Даже, если вы каким-то невероятным образом выиграете процесс, вас все равно не отпустят. Вам остается уповать только на Бога.

– Бог в помощь, сын мой, – говорит священник в пустом готическом храме.

– Пожалуй, только к Богу и остается мне обратиться в моем положении.

– С Бога и нужно было начать, а все мирское приложится.

– Блажен, кто верует.

– Не слышу оптимизма в вашем голосе.

– Какой уж ту оптимизм, если тебя в рабстве держат.

– Не вижу оков. Вы, должно быть, поэт?

– Меня не отпускают отсюда.

– Если вас заставляют пройти одно поприще, пройди три, сказано.

– Вы еще скажите, если вас ударят по правой щеке, подставь левую. Я только этим и занимаюсь с утра до вечера.

– Вы, должно быть, преувеличиваете, молодой человек.

– Вы хотите сказать, что я лгу?

– Ни в коем случае! Кто скажет на брата «лжец» понапрасну, достоин проклятия. Вы, наверное, наслушались местных легенд. Желаете исповедоваться?

– К исповеди я еще не готов. К тому же крещен в православии. Могу только сказать, что пребывал с блудницей в грехе.

– Да простится вам грех сей, возможно, не вполне вами излагаемый правильно. Вот вы говорите, блудница? Вы сами из Праги?

– Да.

– Бывали у легкомысленных женщин?

– Каюсь, посетил пару раз бордель для приобретения опыта.

– Пару раз, говорите? Что получается? Завсегдатай борделей из Праги посещает неопытную провинциальную барышню, ведущую замкнутый образ жизни, и будит в ней спящую чувственность. Поговаривают, что вы носите с собой увеличительное стекло, чтобы разглядывать дамские прелести с тщанием. Кто соблазнитель и вор, спрашивается?

– Владелец увеличительного стекла, разумеется.

– Кто соблазнит малых сих, тому лучше камень на шею…

– И в омут.

– Не сочтите за рекомендацию.

– Безупречная логика! Скажите мне, отец…

– Климент. В честь Климента Парижского.

– Да-да, отец Климент, а можете ли вы вмешаться в деяния власть предержащих?

– Власть от Бога.

– Стало быть, не можете?

– Моя обязанность – защищать униженных и оскорбленных.

– Отче, у вас появилась возможность защитить униженного и оскорбленного.

– Кто такой?

– Я, ваше высокопреподобие.

– Хм! Вы вот всеми недовольны, а мои прихожане в восторге от вас. Какой, говорят, воспитанный, вежливый, обаятельный и обходительный молодой человек! Хотя отмечают эгоизм, нелюдимость и черствость в характере, а также дерзость в суждениях.

– Не кажется ли вам, что в высказываниях ваших прихожан – противоречие?

– Вы все с обвинениями выступаете. Вынь бревно из глаза своего…

– И преврати его в карандаш.

– О чем это вы?

– Да так, к слову пришлось.

– Вы попали во взрослый мир, который оказался сложнее, чем вы предполагали. Человек предполагает, а Господь располагает.

– Неужели вы не видите, что происходит в городе?

– Что здесь происходит из ряда вон выходящего, чего нет во всем мире?

– Вам известно, что ваша неопытная провинциальная блудница сечет своих любовников розгами? И не для смирения гордыни, а для ее изощрения.

– К сожалению, для поддержания суверенитета мы обязаны выполнять некоторые ритуалы, связанные с нашим феодальным прошлым. Никто, однако, не заставляет вас ходить к блуднице, как вы несправедливо выразились.

– Вот именно, что заставляют. Окружают толпой и ведут. Не драться же мне, в самом деле, с вашими прихожанами. Они только тем и занимаются, что с утра до вечера творят ритуалы вашего феодального прошлого.

– Ну что вы! Мои прихожане в поте лица зарабатывают хлеб свой насущный.

– Ваше преподобие, никто здесь не трудится, а живут на проценты с капиталов обманутого князя.

– Недееспособного в данный момент.

– И вы получаете жалование с процентов, не так ли?

– Разве это жалованье? Знали бы вы, сколько получает бургомистр и начальник полиции. Я не могу на свои деньги найти ни пономаря, ни звонаря, ни повара, а только служанку. Не хотите остаться здесь, помогать мне в церкви, спасая тем самым душу?

– И выполняя всю черновую работу за ваших рантье.

– Поневоле рантье. Таковы обстоятельство. Обретете истинную веру, начнете служить за меня, станете епископом, а там – и кардиналом, а то, глядишь, – самим папой!

– Все это фигуры речи, не более того. Здесь же играют настоящими человеческими фигурами.

– Вот, вы опять обвиняете. Да, мир во зле пребывает, но еще хуже то, что творится в душе. Вы в плену своих образов. Вам нужно преодолевать свой индивидуализм, стать членом какого-нибудь сообщества…

– Членом масонской ложи предлагаете стать? Получается – и вы масон? Как же это согласуется с папским запретом?

– Я являюсь руководителем общества изучения наследия Фомы Аквинского, и мы все в нем братья. Братья моей ячейки являются членами различных сообществ и лож, а брат моего брата – мой брат. Не вступая в ложу, можно входить в любое сообщество и сотрудничать с братьями на благо всего человечества. Все люди братья: чего нам делить?

– Железная логика.

– Если мне что-то нужно, я говорю своему брату…

– Во Фоме.

– Можно и так сказать, а он передает другому, а тот – третьему и…

– … вся Европа у ваших ног. Вы лучше выведите меня из города. Надеюсь, ваши прихожане при вас меня не осмелятся остановить.

– Не обольщайтесь, сын мой. Мир за мостом ничем не лучше нашего.

– Не думаю.

– Да вы поглядите, какая вокруг красота! Разве это не рай!? Оставайтесь здесь, станете… ах да, уже говорил. Ну, как хотите. Приходите после службы, так и быть – выведу вас за пределы княжества.

– Отец Климент, – спрашивает Адамсон на дороге, – ответьте еще на один вопрос: почему у вас в кинотеатре демонстрируется фильм, который нельзя посмотреть? Мне сказали, вы знаете почему.