Михаил Дорошенко - Приглашение в замок

– В противном случае…

– В противном случае вы возвращаетесь в могилу. Вам памятник уже могильный поставили.

– Так быстро!?

Бронзовый ангел несет мраморный земной шар на спине. На шаре восседает смеющийся сатир, на его голове обнаженная красотка танцует канкан, придерживаясь одной рукой за ветку, нависающую над монументом.

– Кто, кто, кто разрешил вам смотреть запрещенный фильм? – кричит пыхтящий бургомистр, появляясь на площади перед Адамсоном, выходящим из кинотеатра. – Кто впустил?

– Никто. Я увидел афишу, поискал кассу, никого не оказалось, зашел, сел, посмотрел, что показывали.

– Как же вам не стыдно, молодой человек? Пришел, увидел, посмотрел! Скажите еще: победил! Фильм запрещен цензурой, церковью и местным советом.

– Зачем же показывать то, что запрещено?

– Фильм не показывают, а демонстрируют, – говорит из-за плеча бургомистра секретарь.

– Не вижу разницы.

– С ритуальными целями!

– В зале все равно никого не было. Зачем демонстрировать то, что нельзя посмотреть?

– Смотреть могут только три человека в городе. На первый раз мы вас простим, в следующий раз будете наказаны!

– Но…

– Никаких «но»! – говорит бургомистр и уходит.

– Если хотите узнать, почему нельзя смотреть этот фильм, – оборачивается секретарь, – спросите у священника.

Благополучно пройдя шеренгу шутников, Адамсон входит в трактир, но и здесь его ждет сюрприз.

– Молодой человек, вам отказано в кредите.

– Отпустите меня из города, я пошлю телеграмму в Прагу, и мне пришлют деньги.

– Кто вам мешает? Ворота открыты. Идите в Земмелинг, если не хотите посылать телеграмму отсюда.

– В том-то и дело: ворота при моем приближении закрываются.

– Правда говорят, вы фантазер и мечтатель.

– Смотрели кино? – спрашивает Адамсона затейник, который предлагал ему линзу.

– Всего одну часть.

– Это история отца нашего князя. Большим был шутником. Юный князь в свое время тоже был шутником. Он мог по улице, скажем, идти и запросто в даму войти.

– Это как?

– Будучи последним в роду потомственных колдунов, развоплощался на атомы мелкие, входил в даму мысленно и в ней пребывал к обоюдному удовольствию, а потом из нее выходил. Входил-выходил… А дамы замужние! Мужья выражать неудовольствие стали. Поскольку в своде законов нашего княжества оставалось право первой ночи, ограниченное, правда, условием ощупать невесту руками, а разрешения входить в душу прямо в ботинках и в шляпе – не было. Юного чернокнижника признали душевнобольным и поместили в замок второй, где колдовские законы не действуют из-за близости неба.

– Он там поет и играет на арфе, – добавляет пьяненький посетитель. – А отца его в свое время…

– Цыц! – осаждает его затейник. – Отец некоторое время тут княжил, а потом его нашли по отдельности: голову в лесу, а его самого в кабинете на кресле с отрубленной рукой на бумаге с заявлением, что покончил с собой. Только тсс, никому! Вы имели счастье прикасаться к графине. Она – мой кумир! Вы – тоже, через нее!

– Вы, собственно, кто?

– Я? Я – продавец иллюзий! – заявляет шутник, усаживаясь перед Адамсоном.

– Здесь все иллюзии.

– Не ска-жи-те, не ска-жи-те… Здесь, – стучит он по столу, – все реально. Иллюзиями занимаюсь только я, если, конечно, не считать священника и библиотекаря. Я получаю деньги от продажи иллюзий, в которых вы – помощник статиста, не более того.

– Господин Мурнау, – поднимает палец вверх трактирщик, – самый богатый и уважаемый здесь человек, владелец местного банка.

– Крохотный такой банк, не банк, а банчишко.

– Не прибедняйтесь, господин Мурнау, вы для нас о-го-го кто!

– Да, я богат, но не настолько, чтобы добиться благосклонности графини. Возможно, потому, что я толст. Вы, юноша, – поэт, как утверждает бургомистр. Если сумеете поведать нам какой-нибудь истуар, можете столоваться в нашем трактире бесплатно. Если понравится, я оплачу. Что-нибудь… из русской жизни. Вы русский, не так ли?

– Преисполненный сарказма молодой человек с брюшком, разоблачитель всех и вся, идейный оборванец в лохмотьях, но с золотыми часами на некоем подобии жилета и с тростью, стучится в тяжелые дубовые двери вычурного замка, предоставленного советским правительством инженеру Прахову в Крыму. «Я писатель-надомник из Дании, не спутайте со зданием, из коего меня отправили на трудовые работы… как будто бывают работы нетрудовые… в Лапландию, но я перепутал направление и вот – перед вами! Как известно, Гамлет толст, и это смешно. Следовательно, я – Гамлет! За рюмку водки, тарелку супа и ночлег с ветчиной могу рассказать сказку для взрослых из серии «Быть или не быть». Пришелец называет хозяина Клавдием, а его приемного сына – Лаэртом. Прахов воспринимает эскапады незваного гостя весьма добродушно и оставляет его в качестве шута. По ночам появляется призрак бывшего хозяина дома – ростовщика Полония…

– Намек на меня? – спрашивает Мурнау, в поисках сочувствия оглядываясь по сторонам.

– Действие происходит в России и никакого отношения к вам не имеет. Полоний разыскивает спрятанные им в стенах сокровища.

– Я тоже занимаюсь умноженьем сокровищ, – делая круговой жест рукой, заявляет Мурнау. – Впрочем, это неважно. Продолжайте.

– Из пены дней и дыма папиросного фантазии является Офелия, а за нею одесские бандиты Гильденстерн и Розенкранц. Они, оказывается, были наслышаны о философских диспутах, происходящих во дворце, а также… о… сокровищах! Лаэрт, преисполненный ненависти к осколкам старого режима, доносит на гостей, и их арестовывают. «Достаточно узнику вроде меня, – заявляет надомник следователю, – отыскать вмурованное в штукатурку колечко и потянуть за него, как он извлечет не только часы за цепочку из трещины, но и разрушит все стены заколдованной Крепости по принципу До Ми Но!» На допросах он ведет себя столь нелогично, что его, наконец, выгоняют на улицу, признав сумасшедшим. «Терем-терем-теремок, кто в тереме живет?» – стучится он в двери очередного дворца с предложением рассказать историю на заданную тему за ночлег с ветчиной и… мальвазией!

– Не понял только, – спрашивает трактирщик, – вы о датском рассказали государстве или о русских… э… советских обычаях?

– Я датчанин – по матери, но родился в России. Ныне живу в Чехии, а путешествую по Германии.

– Надо же, хм, какие сложности… Расскажите о чем-нибудь попроще, без философии и этой… как ее… поэзии, вот. Что-нибудь в стиле – аморрр! На тему, скажем, гусар и его…

– Любовница?

– Нет, гусар и его… сабля. Вот!

– А хотите, – предлагает хозяин трактира, прижимая огромный нож к груди, – я расскажу вам историю, которая случилась с гусаром еще до войны в одном городе неподалеку.