Андрей Угорский - Бьеркезундская легенда

– Откуда это у тебя? – прищурившись, спросил Вернер.

– Позаимствовал у одного еврея, – с циничной улыбкой ответил Франц. – Наум Зильберман, помнишь такого? У нас в Кельне были его ювелирные лавки. Возьми его. После похода тебе наверняка дадут отпуск. Ты сможешь заехать домой. Думаю, эта вещица стоит целое состояние. Ты должен переправить наших стариков и сестру в Швейцарию, нужны будут деньги на новую жизнь.

– Вот сам и отвезешь, когда вернешься.

– Мало шансов, Вернер. Прошу тебя, завтра мы отправляемся на восточный фронт, русские наступают. У нас слишком опасная миссия. Хочу, чтобы это сделал ты.

– С чего ты взял, что твоя миссия опаснее моей? Ты же знаешь, какая смертность в кригсмарине, особенно с прошлого года, когда эти вонючие англичане поставили гидроакустические станции на все противолодочные корабли и поменяли тактику.

– Я знаю, что ты идешь на восток Балтики. Русские еще не подняли со дна Балтийского моря свои дряхлые эсминцы, что построены при царе. Тебе нечего опасаться.

– Откуда тебе знать мой маршрут и что меня там ждет, – со злостью парировал Вернер.

– Ты, наверное, забыл, в каких войсках я служу.

Лицо командира подлодки исказила пренебрежительная гримаса. Он бросил взгляд на две фуражки, лежавшие рядом. С черной фуражки Франца ему улыбался череп с костями. Вернер никогда не скрывал пренебрежения к войскам СС, в которых служил его брат. Во время одной из встреч в сорок третьем он в подпитии бросил брату упрек, что он не воин рейха, а палач, прикрывающийся идеями национал-социализма.

– Настоящие патриоты Германии – на линии фронта, а не в концлагерях и подвалах гестапо, – с гордостью произнес морской офицер.

Эта фраза сильно хлестнула по болезненному самолюбию Франца. Возникла ссора, они наговорили друг другу немало обидных слов. Эта встреча несколько охладила их отношения, но война все прощает, вскоре они помирились…

– Ладно, уговорил. Только, если со мною что-то случится, искать этот камень будешь на дне Балтийского моря, – отрезал Вернер.

Они обнялись и по-братски похлопали друг друга по плечу. Тоскливо улыбнувшись, пожелали друг другу удачи.

– Постой, Вернер, забыл сказать, этот камень немного странный. Иногда он, как мне показалось, становится теплым и даже горячим. Когда мы ликвидировали старого еврея, хозяина бриллианта, камень чуть не обжег мне руку. Будь с ним осторожен.

Это была их последняя встреча. Через неделю в штабе флотилии Вернеру сообщили, что его брат, штурмбанфюрер СС Франц-Карл Шмидт, погиб при выполнении секретной миссии на территории Польши.

Шмидт показал корку командирского пропуска на проходной базы подводных лодок. Голова в каске штальхельм, кивнула и вытянулась в арийском приветствии. Шмидт шел к закрытому от бомб бетонному бункеру с причалами, где стояли подводные лодки восьмой флотилии. С торпедной базы на подлодку были привезены и погружены новые самонаводящиеся акустические торпеды «Цаункениг», или «Крапивник», так их назвали немецкие конструкторы. Командиру U-250 еще ни разу не доводилось использовать самонаводящиеся торпеды. Но он уже знал об эффективности их боевого применения. Шмидта распирало желание поскорее опробовать новое оружие в деле. Его коллеги-командиры не раз, поднабравшись пенного напитка, оповещали пивные Кенигсберга и Данцига об успехах в потоплении новыми торпедами боевых кораблей и транспортов союзников.

Часом ранее Шмидт вышел из штаба, где ему были вручены боевой план похода и секретные карты минного заграждения «Зеегиль» восточной части Балтийского моря и Финского залива. Минное заграждение «Зеегиль», многократно усиленное в сорок втором и сорок третьем, практически полностью парализовало действия советского Балтийского флота. Оно закрывало все фарватеры и проходы от Бьеркезунда до Гогланда и от Гогланда до берегов Эстонии.

Его подлодке предстояло патрулирование в районе пролива Бьеркезунд, где советские тральщики готовились к очистке пролива от немецких мин. Советское командование планировало Бьеркезундскую десантную операцию на островах архипелага для дальнейшего наступления на Выборг. Конечной целью этой операции было выведение Финляндии из войны.

Командиру U-250 поставлена задача обнаружить и атаковать траловые силы Балтфлота и десантные корабли в случае высадки сил десанта.

В районе Бьеркезунда большое количество отмелей и подводных каменных гряд. Повсеместно малые глубины. Тяжелое место для действий немецкой субмарины. Это вызывало беспокойство и плохие предчувствия у командира.

В глубине души разгоралось чувство мести за смерть брата. Шмидт всегда помнил, что принадлежит к древнему германскому роду, в котором ценились отвага и верность фюреру.

На причале старший офицер построил экипаж. Отрапортовав, он представил командиру только что прибывшее молодое пополнение. Шмидт подошел к самому юному белобрысому мальчишке. Тот вытянулся и представился:

– Рудольф Пауэр, ваш новый радист.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать. Только что окончил морскую школу в Кенигсберге.

– Откуда родом?

– Из Кельна.

– Кто из родных у тебя там остался?

– Мама, бабушка и младший брат.

– Кто твой отец?

– Пехотинец, в начале сорок третьего погиб под Сталинградом.

– Ты готов отомстить русским за своего отца?

– Да, мой капитан.

– У тебя будет такая возможность, мой мальчик!

Шмидт похлопал мальчишку по плечу и отдал распоряжение готовиться к завтрашнему выходу в море.

К вечеру основные приготовления были завершены. Внутри прочного корпуса наступило затишье. После сытного ужина с фруктами на десерт, пристроившись в углу маленькой выгородки, восемнадцатилетний радист взял лист и карандаш, чтобы написать письмо маме и бабушке. В этот же конверт он вложил письмо для Бэлы. Оно было зашифровано. Он писал ей, называя ее именем брата. Было известно, что гестапо выборочно проверяет письма.

Через месяц ускоренного обучения Рудольф попал радистом на подводную лодку U-250. Об этом он написал в письме, приложив свою маленькую фотографию в морской форме. Он отдал письмо почтальону, затем проверил еще раз готовность радиостанции и приборов к завтрашнему выходу в море. Когда пробили склянки, он лег на подвесную койку в маленькой выгородке радиста, отделенной от узкого прохода занавеской. Несмотря на шныряющих по тесному проходу моряков и волнение перед первым выходом в море, мгновенно уснул.

Валька был тем удивительным ребенком, которого не надо было заставлять или принуждать к чему-либо. Он с детства отличался завидным трудолюбием и интересом к жизни. По примеру родителей он любил слушать музыку и очень хотел играть ее сам. Он учился в музыкальной школе при Ленинградской консерватории.