Александр Гельманов - Древо прошлой жизни. Том III. Часть 3. Эмблема Создателя

Перспектива гореть в вечном аду устроителей ада земного не смущала – «концепция» Отцов Церкви об одноразовом явлении души во плоти и бессрочной преисподней не мешала оправдать самый тяжкий грех. Святые отцы и сами не представляли отдалённых исторических последствий того, что их богохульное учение натворит с потомками. Над созданием «имиджа» Бога, отворяющего врата вечного ада и указующего наместникам сжигать грешников на земле, «поработали» не офисные придурки, а имиджмейкеры-креативщики и пиар-технологи с амбициями на мировое господство. Перевёрнутая вверх тормашками картина мира развоплощённых душ через сложнейшие трансформации земного сознания закономерно поставит с ног на голову отношения между Богом и человеком в мире людей. Лживый догмат о вечной каре исподволь утвердит церковное средневековое мышление на столетия и причудливо сформирует мировоззрение всякого, будь он равнодушный к Высшим Силам агностик, адобоязненный завсегдатай исповеди или воинствующий безбожник, низвергающий колокола и кресты. Учёных-утопистов, пытавшихся вне Божьих законов придумать или построить общество благоденствия, подобно доктору Сальватору, – на дне океана, и не счесть, вот только место истины давно занято и не хотят его освобождать. Но если России уготована роль будущей «империи духа», «источника свободы и силы», зачем ей цепляться за богохульные догмы и бредовые предания мракобесов отмирающей западной цивилизации? Ведь Церкви всё известно – там читали пророчества святых старцев. Вот такое «исконное христианство» с «изюминкой» глобального миропонимания сущего и начали «внедрять» на Руси.

А о сущности власти, её носителей и о том, как и чем перевоплощение вечной души мешает любой власти, особенно, «распространяющей христианство», в Книге Духов написано столько, что «теоретический» вопрос о церковных скамейках отпадает сам по себе, как очевидный. Сами прикиньте, до того ли в X веке было, чтобы рассаживать вчерашних язычников по лавкам с пюпитрами для Псалмов и разъяснять, как буйные тираны перерождаются в затюканных презренных рабов? Нашли дураков! Русское рабство, сверстник Православия, отменил православный царь Александр II аж в XIX Серебряном веке, «остатки рабства» – безбожник Хрущёв в «космическом» XX-ом, и оба никак не сподобились взять в толк, что какой-то Салтычихе маячило перевоплощение в дворовую девку с судьбой быть забитой кнутом на скотном дворе. А новообращённая из католичек в «исконную веру» Екатерина Великая в Золотом веке «закрутила гайки» так, что если «не повезло» засечь крепостную девку до смерти, жаловаться выжившей запрещало специальное высочайшее повеление православной императрицы. Так что «вытрясти душу» на православной Руси умели не хуже, чем в застенках католической Инквизиции, не опасаясь ни ада вечного, ни чёрта лысого. А как же – знай, «всякая власть от Бога», покаешься – простят. Не простят – закон реинкарнации не даст, хоть трижды себя православным назови, – маховик кармы расплющит, и станешь, как под трамваем пятак. Тут ничего нового – православная страна та, в которой православие царит за папертью. Ведь вы же не станете возражать, что требования светской и религиозной власти и Законов Творца совсем не одно и то же, и, мягко говоря, не совсем совпадают? Согласитесь, что душе, которую мы начинаем признавать в себе, не безразлично, раз или много раз приходить на планету, которую иначе, чем рукотворным адом назвать нельзя. И тогда у нас, как существ разумных, появляются естественные вопросы, которые исстари не принято задавать в церквах, – почему и зачем мы возвращаемся в разные тела вновь и вновь? Из-за невежества в этих вопросах, на которые уже две тысячи лет бессмысленно ждать ответы Церкви, человечество и уничтожало само себя. А теперь, завалив отходами потребления свою планету и не научившись сосуществовать друг с другом, подумывает, на какую бы перебраться. А хватит бабла на билет, и, самое главное, – зачем? Или всё не так?

Я покинул церковь с благоговейным трепетом, думая, на самом деле, о том, чем закончится этот необычный день, и, минуя кафе «Вулкан», направился от площади по Борнштрассе. Улица шла немного под уклон, и в конце квартала, на той же стороне, я приметил двери туристического офиса. Подобных учреждений в Германии, как и во Франции, множество, и в нём мог получить информацию об окрестностях любой свободно путешествующий иностранец. В крохотном бюро за стойкой сидела пожилая немка. На полках и стендах было разложено множество туристических проспектов и буклетов, в том числе, бесплатных, однако без знания языка я не мог ими воспользоваться, и, как можно вежливее поздоровавшись, спросил по-английски:

– Не найдётся ли схемы вашего города? Ещё мне нужен план окрестностей.

Мне протянули то и другое.

– Спасибо. Извините, рядом с вами есть какой-нибудь отель? Не дорогой, – добавил я.

Женщина провела незаточенным карандашом линию по схеме городка – от офиса до гостиницы, названия которой я не расслышал.

Я поблагодарил и вышел на тротуар. Местность, в которую я попал, согласно рекламному проспекту, называлась Майфелдом, наиболее крупные городки – Охтендунг на севере и Мюнстемайфелд на юге. К северо-западу от последнего находился Польх, на запад – Пиллиг, на восток – Мёрц, на юго-восток – Лассерг. Все эти городки-деревни были разбросаны неподалёку – в радиусе 3—5 километров. Дорога до замка Эльзы пролегала довольно прямо и слегка на юго-запад от городка, через деревню Виршем, которую упоминал Марк. При этом до Виршема было около двух с половиной километров, а от него до замка ещё примерно три с половиной. С учётом неровности дороги, такое расстояние можно было пройти часа за полтора. Я полистал разноцветную книжечку и нашёл три снимка замка в разных ракурсах, на всех он был как бы в природной котловине, причём, на возвышении и на фоне лесных склонов. Замок был построен в безлюдной лесной местности, вне больших дорог, и только в нескольких километрах южнее проходили железнодорожные пути, соединяющие населённые пункты Карден, Мюден и Мозелькерн, вроде тех, что я проезжал берегом Мозеля.

Указанный мне отель находился поблизости, в одном из переулков между параллельными Северусштрассе и Борнштрассе, поэтому я тут же свернул с перекрёстка вправо на Унтерторштрассе, а затем налево. «Kronberg Hotel» занимал старинный трёхэтажный дом с выступом окна на скате черепицы и тремя окнами на каждом этаже фасада. К зданию вплотную примыкали похожие дома. Я вошёл в небольшой вестибюль прямо с тротуара и, увидев за стойкой импозантного мужчину с окладистой бородой, улыбнулся, протянув паспорт.

– Пожалуйста, пока на три дня, – бодро по-английски произнёс я и показал три пальца. – Номер на одного, и не очень дорогой.