Александр Гельманов - Древо прошлой жизни. Том III. Часть 3. Эмблема Создателя

Я обещал, мы попрощались.

Ладно, – подумал я, – этому лагерному ушлёпку Совку с рождения на киче хозяин прогулы ставил, и, не отправь я его на койку, меня бы между закатом и рассветом закопали под клумбой с розами. У него есть причина гоняться за мной. А этому, ублюдку лубянскому, Борунову, ему чего неймётся? Мог бы вещать на встречах с детишками о силе духа и духовной любви к родине – его бы слушали. Ну, оставил я его в дураках несколько раз, колёса на «мерсе» в тридцатиградусную жару заставил менять, но разве этого гэбэшного выродка проигрывать не обучали? Или учили только не проигрывать? Или из него гордыню не до конца инструктора-профессора выбили? И всё-таки надежда на то, что олигарх одёрнет его, у меня оставалась, – судя по всему, Кулич в ряды невъездных столпов российской экономики не торопился. Во-первых, легче зарабатывать миллиарды на своём народе в России, во-вторых, зарабатывать каждый последующий миллиард – процесс увлекательный, – попробуйте отнять миску у кота, а, в-третьих, не все «ярды» ещё заработаны, отмыты и выведены, – вот-вот до финансовой амнистии дойдёт, и тогда какая разница, сколько бизнес-конкурентов в лесах подмосковных закопал. И ещё я был озабочен тем, что начиналась вторая декада сентября, а дома меня ждала работа. Тайна сокровищ Эльзы была открыта, вторая тайна – «своих потомков», как писала в стихах моя прабабушка, – оставалась неразгаданной. И скажите-ка на милость, кому интересны средневековые заморочки какого-то «фона» в чужих краях, да ещё пятьсот без малого лет назад? Никому, кроме меня, потому что я и есть тот самый фон – Густав фон Рот, который не обошёлся не без потомков, не без того, чтобы через несколько веков заморочить мне голову. Выходит, я заморочил голову сам себе – в назидание быть разумнее в следующий раз, и этот следующий раз неотвратимо наступил. Главное, не попасть в наследнички во второй раз – мало ли во что успел вляпаться сдуру этот фон, то есть я. Вон, Карл Коддль аж через пять веков руками Кулешова меня достал. Но уж лучше знать, что в своих неприятностях виноват сам, а не неисповедимая сила, сыгравшая с тобой в лотерею. Человеку свойственно перекладывать ответственность за невзгоды и проступки с себя на внешние обстоятельства (не мы такие – жизнь такая), а поповская доктрина разовой земной жизни широко этому потворствует, и потому порочна и недальновидна. Ложью нельзя наставить на всеобщее соблюдение Заповедей, это иллюзия. Грешник, не убоявшийся вечности ада, ищет виноватых в своих несчастьях вокруг себя и воздаёт миру злом, становясь ещё большим грешником. Ему слишком очевидна земная несправедливость в отношении него, поэтому он не верит Церкви, что слепо вытянул фантик своей несправедливой судьбы, уготованной без его участия. И зависть неудачников к баловням судьбы – тоже некое «производное» от церковной доктрины. Ложь всегда порождает новую ложь. Церковники насаждали свои правила во времена расширения господства над душами людей, и над «побочным планетарным эффектом» лжи, отсроченным на столетия, не задумывались. Факт есть факт: многовековая иллюстрация «свойства вечности» адского пламени кострами Инквизиции не давала усомниться ни в святости, ни в милосердии, ни в психическом здоровье Отцов Церкви. Критерием истины Церкви являлись собственные догмы, критерием истины материалистов позднее станут догмы «классиков», которые приведут к уничтожению миллионов. Трудновато поверить в вечность ада, когда многие в него так стремятся. А нет вечности ада – незачем ходить в храм. Нельзя проторять тропинку в церковь с помощью лжи – не поможет. Правду не могут заменить рассказы о красивых религиозных обрядах и славных вехах крещёной Руси – у Веры всегда есть суть – Вселенский Закон, а не фуфло.

Я ускорил шаг, поравнявшись с иглой деревенской кирхи, и уже приближался к выезду из Виршема, но спросить дорогу было не у кого. На краю деревни у одного из последних кирпичных особняков блондинка лет сорока выгуливала собаку. Подойдя к ней, я по-английски спросил, дойду ли этой дорогой до замка Эльзы. На лице её отразилось воспоминание подходящих слов, которые помогли ей указать название улицы на соседнем доме – Бург Эльзасштрассе, и она махнула рукой в сторону выезда. Я поблагодарил её и спросил, не в школе ли она учила английский. Она утвердительно кивнула, заулыбалась, желая что-то сказать, но поводок натянулся, и дама с собакой исчезли в кустах. Явно не та блондинка, которую мне нагадала цыганка, – глаза у неё были не зелёные, а карие, жаль.

Улица замка Эльзы за домами перешла в шоссе. Слева на некотором расстоянии от него стеной вставал лес, справа до рощи раскинулось убранное поле, а ещё дальше темнели пологие горы, уходившие за горизонт. На полях – ни одного стога сена, – вон оно, в плотных прямоугольных брикетах лежит – не броситься на него в истоме, не вдохнуть пряный аромат, не зарыться с головой на ночь, хоть в шалаш складывай. Прагматики извели романтиков и даже альпинистов отправили в мойщики окон, покорять элитные небоскрёбы. На смену мужественным и задушевным романтикам с песнями Визбора и Высоцкого явилось незнакомое племя «джамперов», ныряющих на канате вниз головой с мостов, «руферов», скачущих с крыши на крышу, ночных самоубийц «стритрейсеров» и «зацеперов», вцепившихся в электричку. Весь этот неокончательный список «шалостей» можно было бы считать «недоработкой семьи и школы», если бы вполне взрослые, респектабельные и вменяемые особи не изощрялись в более затратных, рисковых и циничных развлечениях. Но в сухой остаток давно известной «адреналиновой эго-философии жизни» выпадает лишь один адреналин. Воплощённый Дух, придя на землю с определённой миссией, может изощрять себя риском утраты тела в целях самопожертвования и самопознания своей вечной природы, но для этого необязательно застилать земное сознание мировосприятием неандертальца. Можно ли осознать сопричастность души с вечностью, если чужая физическая жизнь цениться всё меньше, а своё бабло всё больше? Кулешовы, боруновы и хрули оказались в своей стихии, потому что основы государства закладывались людьми с аналогичным мышлением, а не потому, что они ошиблись, – в истории по-другому не бывает. Тем не менее, каждая смена строя или власти сопровождается аллилуйщиной и соответствующим историческим витком. Поскольку народу невдомёк, куда заводят историю те, кому он рукоплещет, историки, в отличие от летописцев, кропают свои учебники ретроспективно, хотя писанное даже задним числом не спасает от неоднократного переписывания. То, что Россия – страна с непредсказуемым прошлым, разрешено говорить вслух не так и давно. К чему призывает исконное «Всякая власть от Бога»? Конечно, к аплодисментам. Каким аплодируют – таких и пришлют, – закон реинкарнации, ничего личного. Получается по-исконному – ожидание доброго царя с приличной челядью. И дождались – последнего православного радетеля, расстрелявшего народ с хоругвями в руках, сменили большевики, запретившие хоругви. Тоже аплодировали, причём, долго, столько, сколько предсказывал Нострадамус. Надоело. Решили осмотреться, кому бы ещё поаплодировать. Нашли – дело не хитрое, выбор невелик. Заодно начали возрождать Веру и страну без царя в голове, авось, кривая вывезет. Хлопать в ладоши перестали – уже не до того, да и зачем – как ни крути, всякая власть от Бога, а реинкарнация, как исстари заведено, от беса – с церковной колокольни видней. Казалось бы, философия Высших Сил, ставшая достоянием человечества, объясняла всё – роль власти, суть прогресса, путь души, но разгадка загробной тайны смысла земной жизни осталась невостребованной. Потому что «исконным богохульством» – вечностью ада, продолжают морочить голову с тем же маниакальным упорством, как семнадцать веков назад.