Валерий Столыпин - С тобой. Только с тобой!

Ярослав думает только о ней, вспоминает взгляд, улыбку, движения, голос. Девочка виделась юноше таинственной, прекрасной и призрачной как эта тёплая ночь. Она пленила, потрясла неизвестно чем, была беззаботная, игривая, беспечная, веселая, невесомая, и яркая как воздушный шарик.

Ярослав купил мороженое. Они стояли у пруда с лебедями и утками, выпрашивающими корм, говорили и говорили, не важно, о чём, лишь бы подольше продлить мгновения неожиданного счастья.

Девочка звонко смеялась, смотрела прямо в глаза, заботливо вытерла его ладони своим платком, потом сама предложила взяться за руки.

С ней было настолько легко общаться, словно знакомство состоялось когда-то в прошлом, не сейчас.

Одна Аглая, появляясь и исчезая, танцевала на расстоянии вытянутой руки в сумеречном свете, другая уютно устроилась в его сердце. Обе будили светлые чувства, желание дотронуться до мечты, убедиться, что это не сон, что уже завтра они встретятся.

Ярослав грезил, путался в мыслях, представлял себя на свидании, где приближался к девочке, брал её за руку, чувствовал тепло, некую искристую энергию, проникающую внутрь, которая распирала изнутри, вызывала эйфорию.

Танцующая проекция неожиданно приблизилась, плавно протянула руки, которые остановились рядом с его лицом словно в замедленном кино и застыли, расплываясь в переливающемся призрачном мареве.

Юноша пытался дотянуться до таинственной гостьи, хотел поприветствовать её, вскочить, но тело оставалось неподвижным, оно словно окаменело, совсем не желало слушаться.

Мутная пелена медленно опускалась между ними, превращала девочку в вытянутую и закрученную спиралью чёрную каплю, которая, быстро вращаясь, просачивалась куда-то вниз. Красивая картинка моментально испарилась в непроглядной темени, исчезая вместе с сознанием.

На самом деле Ярослав давно спал, но яростно пытался ухватить обрывки ускользающей мечты, которая почему-то переместилась в другую реальность.

Вдруг стало страшно, что невозможно будет отыскать Аглаю, такую милую и доверчивую, такую тёплую и родную. Ведь он даже не успел сказать, насколько она дорога ему.

Юноша метался во сне, настойчиво звал подружку, она не отвечала. Чем глубже Ярослав проникал в чёрную пустоту, тем сильнее наваливалась растерянность и тревога, запирая дыхание.

Боясь задохнуться, Ярослав в панике попытался вынырнуть, выплыть на поверхность, где есть воздух, где хоть чего-нибудь видно. Всё его существо захлестнул ужас.

Солнце давно взошло, дождь закончился.

Одеяло и подушки валялись далеко от кровати, простыня скомкана, тело покрыто липким холодным потом, сердце колотилось, словно загнанный в угол зверёк. Юноша смотрел вокруг, но не мог понять, где и почему находится.

Сознание возвращалось медленно. Сильно болела голова. Ярослав вспомнил, что явственно видел, как исчезала во мраке ночи Аглая.

Девушка ждала его в парке, только выглядела несколько иначе, чем при первой встрече. В ней не было прежнего очарования. Во всяком случае, оно померкло в сравнении с ночной проекцией.

Молодые люди долго гуляли, ели мороженое, кормили лебедей и уток, держались за руки, много говорили. Ярослав украдкой прикасался к волосам Аглаи, вдыхал возбуждающий аромат её тела, неловко держал за руку и тонкую талию, даже зачем-то признался в любви, которой совсем не чувствовал.

Что-то было не так.

Не так как вчера, не так как прошедшей ночью, не так как представлял себе в мечтах и грёзах.

Девочка была обворожительна, мила и прелестна, но что-то важное исчезло вместе с той закрученной чёрной каплей, которая забрала с собой энергию страсти.

Реальная Аглая была обыкновенная, обыденная, будничная. В ней не было мистической тайны, невесомости и загадки.

До неё можно было дотронуться и ничего, совсем ничего особенного не происходило.

Свидание проходило так или почти так, как виделось в грёзах, а в глубине сознания отчего-то возникала и приобретала масштаб горечь потери.

Понять, отчего ему одиноко и грустно рядом с мечтой было невозможно.

Девочку нужно было развлекать, о чём-то с ней говорить, делать вид, что испытывает восторг от прикосновений, а его почему-то не было.

Ярослав пробыл с подружкой почти весь день, потом провожал домой, почти решился поцеловать, но стоило только закрыться за ней двери, как на него моментально накатилась беспросветная тоска, померкли яркие краски, вечер стал унылым и безрадостным.

Юноша долго бесцельно бродил по городу, избегая людных мест, закрыв глаза сидел на скамейке в тёмном углу аллеи, вспоминал предыдущую волшебную ночь, танцующую в мерцающем свете невесомую фею.

Она была настоящая, восхитительная, волшебная.

Сравнивать её с Аглаей было невозможно.

Вернуть взволновавшее его видение удалось лишь на мгновение, но этого было достаточно, чтобы возродить ликование и восторг в душе, почувствовать прилив сил, желание жить, вдохновение.

Ярослав побежал домой, где неподвижно, как вчера, улёгся в кровать, и стал ждать возвращения чуда.

Юноша не догадывался, что мечта обязательно должна быть разумной. Он не заметил, как вместо того, чтобы поднять паруса, опустил якорь.

Любовь искали и не находили,

Любовь теряли и не берегли

«Любви не существует», —

Люди говорили…

А сами… умирали без любви…

Жюли Вёрс

“Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь…”

Крутится и крутится одна и та же мелодия в голове, да ещё голосом Утёсова.

– Вот ведь привязалась! Почему я так рано родился, почему! Мне двадцать один, а ей…

– Ждёшь – не ждёшь, а она – бац и явилась! Глупости, какие. Угораздило же меня… Девчонка ещё вчера из детского сада, ну, чуть постарше – тринадцать лет, шестой класс, ребёнок совсем, а я места себе не нахожу при виде её, готов следы целовать, музыку сочинять, тоннами портреты писать. Совсем умом тронулся. Какая может быть любовь между мужчиной и девочкой? Извращенец чёртов!

Игорь раздражённо, порывисто метался по студии, нервно крутил в руках барабанные палочки, время от времени со злостью стучал ими по ударным инструментам, которые кричали и выли от боли.

От его странной боли, которая рвала душу и не находила выхода.

– Она же мне в дочки годится. Ребёнок совсем. Так ведь я ни на что и не рассчитываю, ничего непристойного в уме не держу, разве что поцеловать мечтаю, за руки держать. Мне бы видеть её, глазами ласкать, что в том плохого?

Подожду, когда подрастёт, а пока буду холить и лелеять. До восемнадцати ей ещё пять лет. Всего пять или целых пять? Блин, блин, блин! Неужели так бывает!

Что я могу с собой поделать, если с ума по ней схожу! Чем, чем она меня так опутала? Глаза, губы, голос, запах? Чем? Отчего маюсь так, скучаю, не успев расстаться, – сам с собой громко разговаривал парень.