Ксения Пашкова - Лунара

Мама рассказывала, что в ясную зимнюю ночь моего рождения светила полная луна молочно-белого цвета. Все присутствующие в тот день решили, что именно она, такая величественная и в то же время совершенно волшебная, помогла мне появиться на свет. Родители поверили в столь явный небесный знак и назвали ребенка Лунарой. Папа как-то сказал, что растение-талисман моего имени – тысячелистник, но я понятия не имею, что это значит.

Не из-за имени, конечно, но с семьей общение не клеится. Отношения должны строиться по подобию дома: кирпичик доверия смазывается раствором заботы, а к нему впритык кладется кирпичик уважения, смазанный раствором любви. В строительстве никто из нас не разбирается и, видимо, поэтому все рушится.

– Лу, ты спишь? – крчит мама из коридора, где собирается на работу.

Хотелось бы мне сказать, что никто и ни за что на свете не догадается, чем она занимается. Но, нет. У нее на лице написано: заведующая кафедрой уголовного права.

– После такого крика никто из живущих в этом доме теперь не спит, мам.

– Тогда пусть платят мне за работу будильником, – она заходит ко мне в комнату вся при параде: строгий брючный костюм, собранные в тугой высокий хвост на макушке волосы и идеальный нюдовый макияж, подчеркивающий ее темные глаза. – Вставай, отец подвезет тебя. Ему по пути.

А затем на прощание она целует меня в щеку, чего не случалось уже несколько лет.

Завтракать у нас не принято. Еще в детстве я сильно удивилась, когда узнала, что в других семьях по утрам жарят яичницу, варят овсяную или манную кашу, делают бутерброды с сыром и колбасой. О том, что мы так не делаем, в разговорах лучше не упоминать, а не то назовут чудачкой.

Красить волосы в темный цвет я начала еще в пятнадцать. Моя подруга Ясмина при нашем знакомстве на первом курсе отметила, что они идеально сочетаются с карими глазами, подчеркивают их, добавляют выразительности взгляду. До поступления в институт такие выражения лежали на скамейке запасных в моем словарном запасе, но затем появилась Ясмина. Наверное, необычные имена помогли нам сблизиться, и мы стали приятельницами. Она окончательно и бесповоротно помешана на косметике, а я ее подопытная крольчиха.

В школе я одевалась довольно скромно, но после поступления в институт начала носить клетчатые короткие юбки и блузки разных цветов. Папа не одобряет мою повседневную одежду и при каждом удобном случае громко цокает, будто желает пугнуть, как лесного зверька. Он владеет небольшим кафе в центре города и постоянно рассказывает, как важно оставаться строгим, не давать слабину подчиненным. Честно признаться, мне никогда не хотелось оказаться на их месте.

– Долго еще? – папа стоит у входной двери и крутит в руке ключи от машины, нашего старенького форда.

– Иду.

– Я слышал это пять минут назад, – в его голосе появляется раздражение.

– Мне нужно время, чтобы дойти.

– Лу! – к раздражению добавляется нетерпение, вот-вот рванет.

– А вот и я, – феерично вылетив из комнаты, я буквально на лету запрыгиваю в балетки, стоящие у двери.

Если мы никуда не спешим, то спускаемся с шестого этажа по лестнице. С лифтом-убийцей лучше не встречаться, но сегодня как раз тот день, когда мы даем ему еще один шанс нас прикончить. Перед приземлением кабинку трясет, отец в этот момент сосредоточенно смотрит в одну точку, а я перестаю дышать.

– Начинаю думать, что иногда лучше опоздать, чем прокатиться на нем хоть еще один раз, – говорит папа уже в машине.

Мы не разговариваем по дороге, а громкая музыка отлично скрывает гнетущее молчание. В прошлом году во время одной из таких поездок мы поругались и попали в небольшую аварию. Я сидела на заднем сидении, родители – спереди. Подходил к концу первый год обучения, и у меня появилось стойкое ощущение совершенной ошибки. Как если бы я переехала на велосипеде кота и скрылась с места преступления. Мерзкое чувство распирало и изводило изнутри. Родители в тот день заехали за мной после занятий, все из себя радостные, словно вернулись в свои студенческие годы. Внутри меня уже сидел тикающий механизм, и в тот момент настал его звездный час: я на всю машину закричала, как сильно они не правы, как многого не знают, раз решили, что эта профессия мне подходит. Последовал шквал обвинений: «Разве это был наш выбор?», «Мы никогда не решали за тебя!», «Мы тебя ни к чему не принуждали!», – и все это правда. Я подала документы сразу в несколько институтов на разные факультеты и прошла по баллам в каждый из них, после чего у нас состоялся семейный ужин-обсуждение. Родители мягко намекнули, что мой нынешний институт недалеко от дома, и что у нас в городе полно научно-исследовательских центров, где всегда есть вакансии. Каждый высказал авторитетное мнение, но выбор все равно оставался за мной. Наверное, здорово иметь возможность перекинуть всю ответственность за собственные ошибки на других, но родители в моих косяках не виноваты. Несмотря на это, мы все равно грызлись в тот день, как собаки за сочный стейк, из-за чего отец отвлекся, и автомобиль врезался в столб.

– Во сколько тебя ждать домой? – спрашивает отец перед моим уходом.

– Я всегда прихожу раньше вас, – пожав плечами, я выхожу из машины, негромко хлопнув дверью.

Существует целый список типичных родительских вопросов, задавая которые они, видимо, чувствуют себя лучше. Вроде как стараются ничем не отличаться от остальных, таких же пап и мам, понятия не имеющих, что делать с собственными детьми.

Ясмина дожидается меня у входа. Весь ее гардероб состит из комбинезонов из разных материалов. Сегодня – джинсовый на широких бретелях, под ним – черная футболка с изображением неизвестной мне группы. У Яс от рождения светлые длинные волосы, которые она всегда заплетает в два тугих колоска.

– Про-о-ости! Мы опоздали? – обнявшись на бегу, мы залетаем внутрь и мчимся на второй этаж, где проходит первое занятие.

– До начала еще две минуты.

Яс всегда остается невозмутимой. Даже когда все выходит из-под контроля, она сохраняет спокойствие. Прошлая жизнь подруги явно прошла в теле удава.

Через десять минут мы, как самые прилежные студенты, сидим и записываем под диктовку лекцию по ботанике.

Интересный (или не очень) факт: совокупность тычинок одного цветка называют андроцеем, а совокупность плодолистиков одного цветка, образующих один или несколько пестиков, называют гинецеем.

Что ж, понятно, что ничего не понятно.

– Хочу потренироваться делать смоки-айс. Придешь ко мне вечером? – шепотом интересуется Яс.

– Сегодня среда, – напоминаю я ей.

– Ой, точно. Тогда завтра?