Ольга Хейфиц - Камера смысла

– Здорово, что мы выбрались.

Платон пока запрещал себе открыто рассматривать ее и думать о вещах, которые отвлекали от беседы. Она сидела напротив, откинувшись на спинку стула, положив одну ногу на другую и не проявляя нетерпения. Крутила между пальцами ножку бокала, в котором переливалось золотистое вино, блики играли на ее пальцах, тонких, загорелых, с красивыми гладкими ногтями без лака. Он наблюдал, она поправила юбку, пошевелила бедрами и уселась поудобнее. Тогда он пробормотал что-то, чего требуют простые правила:

– Так чем вы занимаетесь, Анна?

– Коротко говоря, я археолог, изучаю культуры и религию древних цивилизаций. Как раз недавно вернулась из Арабских Эмиратов.

– Эх, к сожалению, я абсолютный профан в археологии… Но это, должно быть, невероятно интересно! – живое мужское воображение тут же подкинуло Платону несколько весьма волнующих картинок, и он явственно ощутил азартное возбуждение. На уровне инстинкта он уже давно проехал весь этот обед. Все эти тарелки и салфетки оставались лишь прикрытием, по сути – тратой времени… Однако пока придется все-таки послушать, о чем она будет говорить.

– Судя по вашему энтузиазму, вы думаете, я – Лара Крофт? – усмехнулась Анна, оценив игру впечатлений на лице своего собеседника.

– А я сильно заблуждаюсь? Вы участвуете в раскопках и интерпретируете историю? Я верно представляю себе вашу работу?

– Бывает и так. Однако рискуя вас разочаровать, хочу заметить, что сегодня у Лары было бы мало шансов. Утаить что-либо в ходе раскопок довольно сложно. К сожалению, – она улыбнулась, – Давайте лучше вернемся к тому, что вы не верите в силу псилоцибина и в то, что можно раз и навсегда расширить свое сознание, изменить свое восприятие жизни… Если вы такой скептик, то мне лучше воздержаться от подробностей моих исследований, иначе вы будете смеяться надо мной, – она улыбнулась и прищурила янтарный кошачий глаз.

– Так давайте продолжим нашу увлекательную дискуссию о психоделических экспериментах… Вы считаете, что у них нет последствий? Ведь не зря же в семидесятые эту практику прикрыли.

– Помните рядом с мамой сидел такой худой седой мужчина?

– Да, припоминаю.

– Так вот, это Роналд Грин – пионер психоделики, он первым сумел преодолеть существовавший до этого запрет на эти исследования. Доктор Грин очень подробно ввел меня в курс дела, когда мама согласилась быть добровольцем.

Принесли устрицы. Крупные, мясистые, они трепетали нежными телами в своих раковинах, окруженные капельками влаги, льдом и ломтиками лимона. Анна подцепила одну, сбрызнула уксусом и, ловко отрезав от черенка, всосала ртом жирную, скользкую, созданную морем плоть. Платон поспешил сосредоточиться на своей тарелке.

– Вы пока ешьте, Платон, а я продолжу. Так вот, доктор Грин рассказывал мне об экспериментах, которые проводили в шестидесятых «Великие Старцы».

– Ах да, ребята, которые экспериментировали на людях в шестидесятых, – сообразил Платон.

– Вы совершенно правы. Психоделика вошла в те годы во все области психиатрии. Например, ЛСД давали детям с аутизмом, и у них происходил скачок в понимании окружающего мира. Когда моя мама приняла псилоцибин, второй ступенью ее ощущений стала эмпатия. Представляете, она за несколько минут смогла простить своего отца! Дед был очень жестким и не слишком нежным с ней в детстве. Но зато со мной он был лучшим дедушкой на свете! Во время сессии она смогла на самом деле прочувствовать, насколько он был молод, как ему было страшно и тяжело, когда он стал отцом. И она сделала удивительную вещь: она будто перенесла его заботу о внучке на себя-ребенка и смогла ощутить всю полноту его любви. В норме это заняло бы годы психотерапии, но тут произошло за несколько часов.

– Ого! Действительно, интересный эффект! – Платон поедал устрицы, запивая их холодным вином и закусывая поджаренным хлебом.

– Я продолжу, и вы сможете оценить эффект, раз уж мы с вами прогуливаем вторую часть семинара, – Анна улыбалась и перебирала пальцами крошки хлеба на своем блюдце. Да, в рамках обычной психотерапии невротикам предлагались микродозы психоделика. Для достижения максимального эффекта. И вуаля, за пару сессий прорабатывался материал, который обычно требовал многолетних усилий. Люди с зависимостями полностью излечивались. Таким образом психоделика прочно вошла в культурный код шестидесятников. Мамины врачи, к примеру, приписывают псилоцибину все заслуги того времени. От музыки Боба Дилана до супер прорывов обитателей Силиконовой долины, которые, по слухам, использовали во время работы малые дозы ЛСД. Вы представляете! – она всплеснула руками, и вилка со звоном упала на пол.

– Я вижу, вы действительно в курсе дела, – улыбнулся Платон, жалея, что официант не позволил Анне наклониться за прибором. – Но позвольте все-таки задать вопрос: чем это все отличается от медицинского употребления марихуаны? Может ли псилоцибин действительно давать какой-то научно доказуемый особый эффект?

– Ваши закуски! – официант поменял тарелки. Трапеза продолжалась под увлекательную беседу.

– То есть все-таки вы настроены скептически, – засмеялась Анна, – Кстати, отличный краб! – Анна выдавила ломтик лимона на севиче.

– Да, кальмары тоже супер. Я бы даже еще добавил чили. Так, рассказывайте дальше, мне уже очень интересно, почему все это приостановили!

– Я так рада, что вам интересно! С другой стороны, мы с вами познакомились в рамках семинара по применению психотропных веществ в медицине, а не на рыбалке, чего уж тут.

– А вы рыбачите? – улыбнулся Платон.

– К счастью, нет.

– А вот я грешу иногда… Так чем дело кончилось?

– Да вот Тимоти Лири прославился, создал целую философию. И секту. Это все конечно очень занятно, я могу еще много поведать вам на эту тему, Платон, поверьте мне. Но есть вещи еще более интересные, и именно ими я и занимаюсь сейчас, – Анна удовлетворенно вздохнула и откинулась на стуле.

– Вы не поверите, Анна, но я могу рассказать вам в связи с интересами Тимоти Лири много любопытного со своей стороны. Он был большим поклонником предмета моего исследования. Однако не будем забегать вперед. Пока мы говорим о вас, – по легкости разговора, по обоюдному удовлетворению и взаимному любопытству, в которых протекала их беседа, Платон понял, что ему чертовски везет.

Лицо Анны грелось в лучах солнца, проникавших через большое окно. В ярком солнечном свете было видно, что окно снаружи покрыто маленькими пятнышками от дождя, а кожа на переносице и скулах Анны – акварельно-нежными веснушками. Ее волосы горели сочным темным золотом. Она лениво жмурилась, прикрыв глаза, обнажив тонкие веки, насупив нос, над которым проступили смешные детские складки. Платон залюбовался.