Ольга Хейфиц - Камера смысла

– Но вы не таков.

– Нет, я не таков. И я намерен синтезировать идеальный криопротектор, который позволит эффективно и безопасно вводить и выводить человека из криоанабиоза.

* * *

Через четыре дня после их встречи в Балтиморе он сел и взял в руки телефон.

– Я не хотел ей звонить. Честно. Да вы и сами понимаете, как бывает со взрослыми людьми. Мы обычные идиоты, которые привыкли жить с комфортом, жить для себя, ради своих целей и своего труда, не отвлекаясь ни на что. Мне было неохота ввязываться.

– Но, судя по всему, вы все-таки позвонили.

Как биограф профессора, я была рада этому обстоятельству.

– Ну да. Правда, пришлось напиться среди бела дня. А дело было так…

Платон в задумчивости откидывается на спинку кресла. В лаборатории прохладно и тихо. Чистое пространство для концентрации и продуктивной работы. Сейчас он попусту тратит здесь свое драгоценное время. Он не может сосредоточиться и, раздосадованный, прикрывает глаза.

Четыре дня. Это много или мало? Мало, конечно, мало. Какие верные выводы можно сделать за такой короткий срок? Очень много, с точки зрения того, сколько часов он потерял за эти дни в бесплодных попытках взяться за работу. Невероятно много, если учесть, что все это время он думал о женщине.

После обеда в Феллс Пойнт они пошли прогуляться по набережной, не переставая разговаривать. Разве так бывает, что ты говоришь и видишь отсвет своей мысли в ее глазах? И даже больше! У нее в голове эта мысль словно дорабатывается, преображается, и она отдает тебе ее обратно в еще более совершенном виде, именно в том, в котором ты хотел бы измыслить ее самостоятельно. Анна, словно трансформатор вдохновения, облекала любую идею в идеальную форму, будто за ниточку ведя тебя коридорами твоих же фантазий и приводя все к независимому и чистому порядку. К ясности мышления.

Целую ночь после он не спал: так много было явлено ему нового, на столько идей он взглянул с неочевидной ему прежде стороны, как будто ему добавили добрую половину мозга. И конечно же, он полюбил ее сразу и бесповоротно. Они стояли, не в силах распрощаться, как бывает в сладкой юности, провожая глазами закат, встречая первые отсветы рассвета на бледных, усталых от бесконечной нежности лицах. Лицах изумленных, опешивших перед нахлынувшими чувствами, лицах взрослых людей, которым не удается постичь правила незатейливой детской игры. Он придерживал ее за плечи, и его пальцы словно погружались в электромагнитное поле ее тела. Он с трудом сдерживал себя. Было уже совсем светло, и через три часа у него был рейс в Калифорнию, а он все еще боялся выпустить ее из рук.

Любовь – одна из тех глупостей, что делают мир чище и невероятнее. А также намного сложнее и опаснее. Платон втайне надеялся избежать этой стороны жизни. Он знал, что всё всегда происходит одинаково: сначала – химическая реакция. Гормональная буря и неадекватные реакции на запах и тело другого человека. Затем – прилив сил, куча времени, попусту упущенного в отрыве от плодотворной деятельности, потраченного на бессонные ночи, бесконечный секс, глупые разговоры. Потом – отрезвление, досада на себя и неловкое объяснение. Профессор Вальтер был доволен жизнью, которую вел, он был из тех, кого называют убежденными холостяками. Ему нравилась свобода выбора, свобода действовать по своему разумению. Он выбирал своей темп: много работать, мало отдыхать. Платон не представлял себе семейную жизнь, так же как и совместное планирование чего бы то ни было. Идеальный вечер для него был – вечер в собственной компании, с бокалом бургундского и хорошей книгой. Или, что случалось чаще, – в лаборатории.

Сейчас все было иначе. Платон попытался отрезвиться сразу, чувствуя, что на сей раз затягивать не стоит, иначе это быстро заведет его слишком далеко. Прошло два дня, и он старался даже не смотреть в сторону телефона. Анна слишком хороша, чтобы отравить ей пару лет жизни своим присутствием. А у него нет времени ни на что, кроме работы. Прошло четыре дня. Платон по-прежнему сидит в лаборатории, но его дух и помыслы все еще бродят рука об руку с Анной по набережной в Феллс Пойнт. Он открывает ее данные в контактах, чтобы стереть. Затем встает и, плеснув в бокал виски, набирает ее номер.

На дороге ее жизни, не такой уж и длинной, но весьма извилистой, Анне встречались разные мужчины. Была и первая любовь, ранняя, настоящая, с украденными в темноте подъездов поцелуями, с запретными и оттого еще более горячими встречами в раздевалке школьного спортзала. Был порочащий обоих роман с женатым мужчиной, довольно известным и отчаянно пестовавшим свое инкогнито. Те длинные зимние ночи доводили ее до исступления то полным одиночеством, то судорожным обладанием, которое под утро оборачивалось иллюзией, то бесконечным прощанием. Были предательства, когда она полоскала свое тщеславие в чужих слезах, были раны, нанесенные ей в спину. Какие-то заколдованные годы взаимной любви-ненависти. Всякое было за тридцать лет.

Душевное спокойствие, с трудом восстановленное и тщательно оберегаемое, пошатнулось, когда она увидела Платона. Он стоял в очереди за кофе, что продавали в бумажных стаканчиках в кампусе Университета Джона Хопкинса. Странное место, слишком странное. Он стоял к ней спиной, и она могла видеть только его затылок, волнистые волосы и широкие плечи под шерстяным пиджаком в мелкую клетку. Он, должно быть, обжегся об одноразовый стакан с горячим напитком, потому что внезапно вздрогнул. Когда он обернулся, Анна уже знала, какое у него будет лицо. Очень мужское. Таким оно и оказалось.

Анна улыбнулась. Она была уверена, что он позвонит. Глупо бежать от собственных желаний. Еще глупее не признавать их. Это же так просто. Она лишь немного нервничала в первый день после того, как они расстались. Слишком уж подвижным был его разум, неизвестно, куда он мог его завести. Но его лицо, красивое, умное живое лицо, чьи черты она впитала в себя за часы, проведенные вместе, его лицо каждой своей тенью, каждой улыбкой заверяло ее в расцветающем чувстве. Тут было невозможно ошибиться. Он показался ей невероятно уверенным, его напористость напоминала ей напористость молодых овчарок, что упрямо дергают поводок, учуяв игру.

– Все развивалось настолько стремительно, что я даже не понял, как так получилось, все происходило будто само по себе, без усилий, напряжения или недопонимания. Скажем так: начало нашего пути не было сложным или драматичным. Тут мне нечем вас удивить.

Мы договорились встретиться. Откладывать не хотелось, мне нужно было побыстрее разобраться в себе. Через неделю я собирался на международный конгресс в Женеву, а Анна в это время гостила у друзей во Франции, так что была отличная возможность увидеться на нейтральной территории. Скоро, очень скоро я встречал ее на вокзале Корнавин…