Виктор Вассбар - Честь имею

– Подожду до завтра, а потом сообщу, куда следует, – спокойно проговорил псаломщик и, отвернувшись от разъярённого батюшки, пошёл прочь.

– Ну, погоди у меня, поганец! Я покажу тебе как против меня идти! Со свету сживу! – негодовал Фотий.

На следующий день во время богослужения между отцом Фотием и псаломщиком вновь произошёл крупный разговор. Желая наказать и принизить псаломщика перед прихожанами, батюшка поставил его на колени перед царскими вратами.

Псаломщика это нисколько не смутило. Стоя на коленях, он продолжал поносить Фотия нелестными словами, называл его вором.

Священник, видя, что наложенная на псаломщика епитимия нисколько не действует, и что дальше продолжать службу нет никакой возможности, преспокойно снял с себя ризы и вышел.

Псаломщик видя, что остался полным господином в церкви, преспокойно встал с коленей, по-театральному раскланялся с мирянами и произнёс:

– Господа, окончание будет завтра!

После этого вышел из церкви и пошёл в известном только ему направлении. Через неделю докладная на Фотия лежала на столе омского епархиального начальства.

А ещё через месяц псаломщик ликовал.

– Не хотел делиться, получай, что заслужил! – мысленно восклицал он, поглядывая с ехидной ухмылкой на отца Фотия, отбывающего к новому месту службы – в село Дурново.

Но радость псаломщика была преждевременна. На следующий день он был уволен со службы без объяснений.

***

Жизнь в селе Дурново шла своим чередом. Крестьяне работали, отец Фотий нёс службу, дьякон помогал ему в богослужении – читал Евангелие. Всё было чинно и благопристойно, не спокойна была только душа Фотий, его тяготил пустой карман. А всё из-за нового дьякона, которого он пока не мог понять. И всё же природная жадность изредка брала своё, лишняя копеечка появлялась в его кармане.

– Сегодня всего пять копеек, а могла бы быть полтина, – горестно вздыхал он, перебирал в кармане пятак, и проклинал дьякона. – Что за человек, – жаден или щедр, спесив или кроток, злобен или добр. Всё это следует выяснить, а для этого требуется время, которым я не располагаю, – говорил он себе, мысленно расставляя силки на дьякона.

– А приглашу-ка я его к себе и выставлю на стол вино. С вином язык быстро развязывается. Глядишь и выясню, кто он таков, и что из себя представляет. Решено! – Поставив точку в своих мыслях, несколько успокоился. – Сейчас главное не торопиться, всё провернуть обдуманно.

***

В сельской церкви произошло явление, доселе невиданное.

Утром, один из трапезников, войдя в помещение церкви, увидел двенадцатилетнего сына крестьянина Семёна Фёдорова Тёлкина – Павла. Был удивлён и потребовал от мальчика объяснений. Тот молчал и хотел убежать, но был остановлен всё тем же трапезником. При бегстве из карманов мальчика посыпались деньги. Обыскав его при свидетелях, вошедших в это время в церковь, трапезник обнаружил у Павла достаточно крупную сумму. В носовом платке у ребёнка было найдено 9 рублей 78 копеек, в карманах 11 рублей 93 копейки и в рукавице ещё 2 рубля 13 копеек. Итого с деньгами, поднятыми с пола, было насчитано 27 рублей 58 копеек. В краже денег Павел Тёлкин сознался. Сказал, что деньги уворовал по наущению дьякона, взломав металлическим прутком один из верхних пробоев, а второй просто выдернув.

Село вскипело от столь невероятного случая и разделилось на два лагеря. В одном говорили: «Так ему и надо, много денег берёт за молебны!» Другие не поддерживали первых, говоря, что всё это недоразумение и наговор.

– Приедут, разберутся! А Телкины всем известны, те ещё хапуги, сын их с малолетства уже побирается, то у лавки сидит, то сети в озере обирает, – не раз запримечен был за этим занятием, – воровством, значит, – говорили крестьяне второго лагеря.

Сельский писарь о столь печальном случае – воровстве из церкви, сообщил в волость. Приехал полицейский и незамедлительно повёл расследование, в котором факт воровства Павлом – малолетним сыном Тёлкина Семёна Фёдорова подтвердился.

– И как же ты пошёл на воровство? Кто надоумил?

– Ясно кто, диакон наш. Он мне кулёк конфет в фантиках дал, и спросил, могу ли я ночью в церковь залесть? А туда залесть проще пареной репы. Сказал, что могу. Я ещё спросил его, зачем ночью-то, когда можно днём спокойно зайти и помолиться. Ночью-то все святые тоже спят, они же тоже люди, им тоже без сна никак нельзя. Значит, молитву они не примут.

– Так, так! – постукивая носком сапога по полу, задумчиво проговорил полицейский. – И что же нужно было диакону ночью в церкви? Али что своё забыл?

– Не-е-е, – протянул Павел. – Своё ничё не забыл. Сказал, что забыл церковные деньги. Боялся, что могут их уворовать, вот и попросил меня взять их и утром ему передать.

– Что ж не передал? – спросил мальчика полицейский.

– Да я хотел, только не успел спрятаться, – ответил плаксиво. – Церковь рано открылась и меня увидели. А мне деньги совсем не нужны, правда-правда, дяденька полисмен.

– С конфетами понятно. А что ещё пообещал тебе отец Симеон? – спросил напоследок маленького вора приехавший в село полицейский.

– Как деньги ему передам, так сразу двадцать копеек серебром обещал.

На допросе присутствовал дьякон Симеон.

– Было такое? – спросил полицейский дьякона.

– Конфеты давал, не скрываю. Увидел ребёнка у лавки купца Василия Коровина, пожалел, вот и подарил ему кулёк конфет. А о деньгах разговор с ним не вёл и никаких двадцать копеек серебром не обещал.

– А что вы скажете? – обратился полицейский к группе крестьян вызванных для допроса.

– Дак все видели, подавал он ему конфеты, – в голос проговорили крестьяне.

– Вот вам и улика! – проговорил полицейский, закрывая дознание.

***

За три дня до воровства денег.

Пригласив дьякона к себе домой, отец Фотий повёл речь:

– Бедное у нас село. Люди, видели, отец Симеон, в чём ходят?.. В ремках, оборваны, а всё оттого, что нет у них лишней копеечки на обнову, не говоря о том, чтобы дом подправить или скот прикупить. Да, что уж тут, – махнул рукой, и чуть было не смахнул со стола широким рукавом рясы стакан с вином, – детишкам на конфетки и то денег нет.

– Полностью согласен с вами, отец Фотий. Беден у нас народ. Вот надысь видел мальчонку лет двенадцати, оборванный, сопливый, грязный. Молча стоял у лавки купца Василия Коровина и жалобно смотрел на всех. Пожалел я его, купил кулёк конфет в фантиках. Так видели бы вы, отец Фотий, какой он после этого был счастливый. Кажется, большего счастья ему и не надобно было. И таких несчастных детей у нас вся страна. Вот ведь как бывает, при богатой стране народ нищенствует. Почему так? В ум не возьму!

– Что уж тут брать? В ум, али ещё куда… Наше дело церковную службу справно нести, а то, что беден народ, так на это воля божья! Господь Бог бедностью и нуждой рабов своих в этой жизни к жизни светлой в раю готовит. А конфетки… – Фотий призадумался, – конфетки… оно хорошо! Ребятёнку радость.