Филипп Филиппов - Судьба соцдона. Роман

– Так вы уезжаете?

– Да, но вряд ли очень скоро. Отца пока просто нельзя транспортировать. Да и других дел ещё уйма, по бизнесу всё в процессе, почти ничего не завершено, не закрыто… Я по шестнадцать часов в офисе, а выходные – по точкам, так быстрее получается, без пробок. Сегодня не поехала, устала от всего этого. Дома очень тяжело, хотя Кристина – молодец: и от отца не отходит, и по дому помогать успевает. Даже не ожидала от неё…

– Кристина – это вторая жена? Твоя мачеха?

– Ну да… Она же сначала сбежала от него. Сразу после подселения. Сказала отцу, типа, это не моя война, разберёшься – звони. Выглядело как предательство. Но, с другой стороны, она и не претендовала ни на что, прописаться не пыталась, формального развода от отца никогда не требовала.

– А когда же она вернулась? И как мама-то с ней ладит?

– Тогда, после подселения, отец с матерью поговорил по телефону, наорал на неё, что она договор этот чёртов подмахнула не читая. Мама пару дней дулась, а потом приехала и говорит, я займусь этими жильцами. Кристины тогда уже там не было, мама заселилась в мою комнату и начала строить эту сиделку. С ней её верный водитель. И подруга, с которой они своей косметологией рулят, тоже каждый день заезжала. У мамы там целая антикризисная команда собралась. Думаю, без неё квартира уже превратилась бы в узбекское общежитие. Отец к нам переехал, так проще показалось, мы очень много с ним по делам общались, мне же во все детали входить надо было быстро. Места у нас достаточно… Короче… Кристине я позвонила после инсульта, она сразу приехала, через час, наверно, примчалась и больше уже не уезжала. И знаешь, мне так спокойнее за отца, она его, похоже, очень любит.

– А доктор объяснил тебе, отчего инсульт случился. Отец у тебя ещё молодой.

– Да, ему 55 всего. Доктор говорит: нервы, стресс. Сначала накапливалось, а потом какой-то особый повод, даже не очень значительный, и всё. А повод был, видимо. В тот день отец ездил к Хабибуллину. Знаешь, наверно, заммэра по строительству?

– Слышала, конечно. А они знакомы были, да?

– Ну, да. У отца было несколько крупных контрактов по поставкам сантехники для новостроек, которые продавались с полной отделкой. Не то чтобы элитное жильё, но и не массовое. Сантехнику ставили импортную, а отец один из немногих, кто мог обеспечить большие объёмы и быстро, и за разумные деньги. Почти не зарабатывал на этом, разве что кредитную историю у поставщиков, мы её сейчас капитализируем и обналичиваем, – Марина усмехнулась.

– Твой отец вроде не работал с бюджетом, избегал?

– Да он ненавидел эти тендеры и госзакупки, эту крысиную возню. Но это были поставки не городу, а застройщику, который на бюджете сидит. Тот палился сначала на одном проекте, отец его выручил. По предоплате, конечно, зато быстро и чётко всё поставил. Так и пошло. Отца не волновало, что застройщик накручивает два конца к его сантехнике по своей отчётности, всех всё устраивало. А с Хабибуллиным он через этого застройщика на какой-то презентации познакомился. Потом ещё где-то как-то пересекались, шапочное знакомство, но Хабибуллин его знал, всегда с интересом общался. Как отец говорит, не через губу, а как нормальный мужик разговаривал, что редкость на таком уровне. Короче, когда он всё уже, что мог придумать со своими юристами, попробовал, он решил этот административный ресурс задействовать. Стал добиваться встречи с Хабибуллиным, и это отдельная история… Так или иначе, ему назначили приём в мэрии, он туда с утра поехал. А вышел – и приступ. Он даже мне не рассказал, как встреча прошла, не успел. Я примчалась из конторы по Сашкиной смс-ке, он звонил, а я на переговорах не брала трубу. Сашка отца у двери квартиры нашёл, в дом затащил… Я приехала, отец не говорит – под уколами… Скорая тогда уже уехала, что Сашка вызвал.

– Кошмар.

– Сейчас-то чуть отпустило, я его могу понимать, Кристина все слова разбирает, но он мало говорит. Он хоть сам чуть спокойнее стал, смирился, наверное. Кристину всё время за руку держит.

– Что же ему Хабибуллин сказал такое?

– Не знаю, Оль. Ясно, что не смог помочь. Думаю, для отца это была последняя надежда вернуться к старой жизни, повернуть всё вспять. И ему дали понять, что повернуть нельзя. Вот его и накрыло.

– Может, ещё расскажет.

– Надеюсь. Если восстановится, думаю, мне всё расскажет… У вас-то что произошло, расскажи. Что за бомжиха? Что делать будете?

– Марин, не знаю пока, что делать. Мы ещё в шоке. А твою историю Андрею расскажу – настроения ему точно не прибавлю, – и Ольга пересказала ей процесс заселения к ним Никитичны.

Они не хотели закруглять встречу, поговорили ещё немного об общих знакомых. Официант давно принес счёт, рассчитал их, а они всё сидели, возвращаясь то к одной, то к другой детали своей новой и нежданной роли социального донора.

План ликвидации бизнеса у Ольховского был давно.

Он вынашивал его уже несколько лет и успел продумать многие детали. Триггером послужил 2012 год, когда в мае ОМОН палками разогнал последний митинг на Болотной, а в сентябре цинично объявили о новой рокировке в верхах. На Болотной всего-то хотели, чтобы их послушали, чтобы с ними поговорили по-человечески – так эти белоленточные протесты воспринимал Ольховский, никогда не участвуя в них, но с интересом наблюдая со стороны. А им палкой по башке и в клетку. Дела стали заводить за неласковые касания железных омоновцев, сроки давать серьёзные… Параллельно ближний круг президента получал всё новые и новые куски экономики в кормление, а средний бизнес у честных коммерсантов всё чаще отжимали правильные пацаны в погонах, абсолютно уверенные и в своём праве на долю чужого добра, и в дозволенности любых методов. Развитие бизнеса в таких условиях смысла не имело, и Лев Борисович решил пройти по лезвию, накачав капитализацию к продаже активов, но не засветившись слишком сильно – чтобы отъём не начался раньше контролируемого процесса распродажи. Задача была не простая, и Ольховскому это нравилось. Кроме того, он был уверен, что время у него пока есть, и целенаправленное уничтожение класса независимых предпринимателей как очевидной помехи кумовскому капитализму начнётся только завтра.

Смущали его лишь отдельные детали плана, остававшиеся неясными и в 2012, и в следующем году. Пытаться продать магазины западникам, где у него был отличный репутационный задел в виде безупречной кредитной истории, или искать покупателей среди местных? Переложить капитал от реализации торговых активов в землю и недвижимость или сразу выводить всё за границу? Ответ прояснился в 2014 году после украинских событий. Прогноз Ольховского был такой: очередной пересмотр границ ни Европа, ни Штаты России не простят. Они обвалят цены на нефть до уровня начала девяностых и обеспечат настоящие проблемы российской верхушке. Там перегрызутся, что-то поменяется. И как люди уж точно не глупые они там быстро найдут правильное решение проблем страны. Класс бюрократии поставят на то место, где он должен быть, а бизнесу позволят нормально развиваться. Но цивилизованный мир проглотил всё, как и в 2008-м проглотил войну с Грузией, объявив лишь какие-то смешные санкции. Гордая Меркель перестала здороваться с плохим мальчиком, лидеры помельче визгливо требовали устроить бойкот всей России, от начальников до школьников, а трусоватый Обама предоставил выражать всё американское возмущение престарелому конгрессмену с железкой в голове.