Филипп Филиппов - Судьба соцдона. Роман

Увидев мать пьяной, Марина поняла, какой крест та на себя взвалила и тянет. Причём взвалила сознательно и добровольно. Эта добровольность и не позволяла ей всё бросить и поставить Ольховского перед фактом второго предательства, вслед за Кристиной… А Ольховский и сам терял форму на глазах. Ещё до инсульта Марина стала замечать эту потерю интереса к себе, к своему внешнему виду. Всё это давило и отнюдь не прибавляло сил самой Марине.

Примерно так изложила Марина Ольге свою ситуацию. К этому моменту её повествования глаза у обеих были на мокром месте. Время от времени Ольга поглаживала Марину по руке, приговаривая «Мариша, Мариша…». Внезапно Марина пристально взглянула на Ольгу и спросила:

– К вам что, тоже подселили? – она заметила, что Ольга слушала её историю не так, как слушают обычно, с охами и вздохами и дежурными причитаниями. Ольга едва кивала, но с таким пониманием, что сомнений не оставалось – она глубоко в теме, и не в теории, а на практике.

– Ты догадалась…

– Лежачий с сиделкой?

– Бомжиха.

– О господи… Что хуже, не знаю…

– И мы пока не знаем. Вчера подселили. Просто вломились в дом, вскрыли дверь, пока мы завтракали. Внутрь собак пустили, овчарок таких огромных, потом сами зашли…

– Ужас. Они, похоже, избавляются от реверансов. Упрощают себе жизнь.

– И усложняют нам…

– Нет, Оль, это уже не сложности, это просто пиздец, прости мой французский, – Марина умела материться, но не практиковала этого почти никогда. – Отец, считай, два месяца бился, а убил себя в итоге. Почти убил, я уже не уверена, что он поправится. Жалко его ужасно. Если выкарабкается, увезу его отсюда… Ломать не строить, бизнес его распродам до конца и – давай, до свиданья.

– А его магазинами теперь ты занимаешься?

– Да. Он почти сразу, в первую неделю, понял, что сам будет плотно заниматься этими заселенцами, избавляться от квартиры, а на бизнес времени не останется. Он меня и раньше звал взять управление, всё же отлажено у него было. Рутина и контроль – это не его, ему скучно. А развитие бизнеса в прошлом году было закончено, и, видимо, надолго. С этим Крымом, Донбассом, санкциями… Я сейчас не смогла ему отказать, понимаешь? Ушла из своего банка… И стала главной стервой его корпорации.

– Почему стервой?

– Я ж пришла как терминатор – сокращать издержки, увольнять лишних и бездельников. Стерва, однозначно. Отец меня в курс дел вводил и по ходу концепцию менял: от оптимизации процессов и накачки стоимости активов к полной ликвидации – почём возьмут.

– Так ты распродаёшь его магазины.

– Типа, да. И даже кое-что получается. Но реальность сложнее. Где-то проще не как бизнес продавать, а как имущество, а где-то проще убить или обанкротить какую-то лавку… Кое-кто просто сжигает всё в один день, типа случайный пожар на складе.

– Мне кажется, продать – хоть за копейку – всё равно выгоднее, чем сжечь…

– Есть такая книжка старая, «Атлант расправил плечи» называется, американки Айн Рэнд. Типа фантастики, но прямо наша ситуация описана. Так вот там предприниматели уничтожают свой работающий бизнес, чтобы он не достался государству. Кое-кто из наших, мне кажется, к такому же выводу приходит: лучше уничтожить своё детище, чем отдать этим козлам. Эмоциональное решение, конечно. На рациональном уровне ты права: лучше за копейку, но продать. Я пока пытаюсь сохранять рациональность.

Они помолчали. Кофе был допит.

– Марин, так выхода нет? Из списка социальных доноров выйти нельзя никак? Вы уже всё попробовали?

– Не знаю. Но, кажется, нет способа. Мы, кстати, сами не в списке, только родители.

– Ну, да, вас мелкий спасает…

– Возможно, да. Но мы и в переписи не участвовали. Составляли списки по переписи, это исходная база. А мой Сашка, ты знаешь, живет по «правилу Аленя»: надо сделать вот то и то – а лень, авось само рассосётся. И иногда это работает. Так и с переписью было. Переписчики дома нас не застали, приглашали в какую-то школу поблизости зайти и самим переписаться, но Сашка, как всегда: а на фига? Как в воду глядел.

– А мы, блин, такие правильные и честные, в переписи участвуем, налоги платим, на выборы ходим, всё на что-то надеемся.

– Да у меня отец такой же. Вроде в бизнесе прожжённый такой перец, 90-е прошёл, всё повидал, а наивный… Был. У него в фирмах даже весь софт на компах лицензионный, представляешь? Притом что зять – айтишник от бога. Он мог бы вообще на софт не тратиться, если бы нас спросил. А он такой, типа: как мы из России цивилизованную страну сделаем, если с себя же не начнём? У него принципиальная позиция была – не экономить «на спичках», если риск можно исключить за разумные деньги, он платил и исключал.

– Не все риски можно исключить, даже предвидеть в нашей…

– Да, – перебила её Марина, что-то вспомнив. – Знаешь, отец мне рассказал, что он знал про этот закон о социальных донорах, он видел эти риски, ещё в прошлом году своих юристов заряжал всё просчитать, но был уверен, что есть время принять меры, что он всё успеет. Представляешь?

– Слушай, а почему вы его от больницы прячете, или я что-то не так поняла?

– Если коротко, то больница для социального донора, скорее всего, последнее пристанище. Оттуда только в морг. Сашка вытащил одну суперсекретную директиву Минздрава директору ЦКБ, приказ, что ли, какой-то закрытый. В Москве все соцдоны, которые на здоровье жалуются, приписываются к ЦКБ… Так вот в том приказе регламентирован порядок обследования для всех поступающих пациентов независимо от диагноза. Единая схема лечения, – тут Марина показала пальцами кавычки, видимо, относящиеся в слову «лечение». – Даже диета у всех больных одна и та же предполагается. Понимаешь? Не важно, сердечный приступ у тебя, печень отказывает или просто видеть стал плохо, тебе сегодня гастроскопию делают, завтра – колоноскопию, потом томографию мозга…

– Не может быть… Бред же.

– Бред, ясен пень. Там в этой инструкции нигде нет, конечно, в явном виде предписания замучить пациента до смерти… Короче, нас с Сашкой это достаточно напугало, и мы решили отца отговорить. А он и сам, оказывается, против. Видимо, его врач ему что-то объяснил. Он к нему ходит, этот врач из его платной клиники, берёт наличными и довольно дорого. Он мне сказал, что у него предписание направить папку в ЦКБ выскакивает на компе, как только он его фамилию набирает. Он лекарства для отца выписывает на меня, я уже перешла на обслуживание в эту клинику. Хорошо ещё мужик нормальный попался, понимающий.

– И каков его прогноз по состоянию Льва Борисовича?

– Говорит, ситуация не безнадёжна, худшее позади (типа, мог бы сразу умереть от такого приступа), но полное восстановление, или почти полное, возможно только в клинике где-нибудь в Европе. У него тоже есть стационар со всеми условиями, но он к себе положить не может: его самого уволят сразу, а отца всё равно в ЦКБ переведут.