Филипп Филиппов - Судьба соцдона. Роман

Он далеко не сразу понял, что она поехала не навестить свою маму, а фактически бросила его с его проблемами. Он позвонил ей через пару дней уточнить кое-что по хозяйству – сиделке понадобился стиральный порошок, а он понятия не имел, где Кристина его держит. Она ему объяснила про порошок и про то, что возвращаться не собирается. Ольховский к тому моменту уже был так измучен потоком разноплановых и срочных дел, что, глубоко вздохнув, просто сказал себе, как Скарлетт О’Хара, мол, подумаю об этом завтра, и рефлексировать не стал. Хотя ноющая боль предательства Кристины зависла в его голове надолго, заглушить её текущими делами было не трудно.

Ещё через день перезвонила Марианна, её глодало чувство вины, и она хотела как-то помочь Льву Борисовичу. Узнав, что Кристина сбежала, Марианна быстро поняла, что должна делать. Она просто переехала в квартиру из дачного дома, заняла бывшую комнату дочери и сказала мужу, что все вопросы хозяйства, как и взаимодействия с новыми жильцами, она берёт на себя, а Лев Борисович может сосредоточиться на более важных вопросах. В очередной раз Ольховский подумал тогда, что он не случайно на ней женился и столько лет прожил: она чувствовала его лучше всех. Она предлагала помощь именно в том, в чём он острее всего нуждался, и именно тогда, когда это было критически важно. Его обида на жену рассеялась, тем более что он сам задолго до заселения отнёс себя к группе риска, а в том, что всё случилось быстрее его ожидания, жена едва ли была виновата. Сама Марианна Михайловна при этом относилась к ситуации как к работе. Она прекрасно отдыхала несколько лет, говорила она себе, была окружена заботой мужа и после расставания, жила в своё удовольствие, даже по бизнесу косметических салонов от рутины и неприятных дел её освобождала компаньонка. Пришло время и ей внести свою лепту в благополучие семьи, хотя бы даже и разделённой давно на части.

Восстановить хозяйство, чистоту и порядок, режим питания, уровень шума и прочие стандарты их прошлой жизни с Ольховским ей удалось в считанные дни. Больше времени заняло «построение» сиделки, оказавшейся весьма вздорной и своенравной особой, имеющей не слишком обоснованное самомнение, но в целом обучаемой и способной к конструктивному взаимодействию. Всё необходимое для ухода за больным ей было обеспечено, но сам уход был полностью на ней. Что и как Гульнара делала за закрытыми дверями бывшей столовой, Ольховские не знали и знать не хотели. Со стороны приходящих медработников из онкологического диспансера, а они посещали пациента еженедельно, тоже нареканий не было – во всяком случае, хозяевам квартиры врачи ничего не говорили и ни о чём их не спрашивали. Через три недели больной тихо умер, Гульнара сама вызвала похоронную команду, труп вынесли на одеяле рано утром, а вечером в тот же день зашёл участковый и предупредил, что заселение нового лежачего больного будет через три дня, сиделка останется та же.

При новом заселении снова всё обыскали. На этот раз вынесли не только все ножи, но и три телевизора с плоским экраном. Старинное зеркало, хьюмидор с сигарами, ценности из сейфа Ольховского и антиквариат к тому времени уже вывезли – домой к Марине или в офис. На этом настоял юрист Гарик. Предельно буквальное соблюдение требований нового закона, несмотря на любые перспективы разрешения ситуации, он считал обязательным. Створчатые мозаичные стеклянные двери в гостиную просто сняли и увезли, а двойную дверь в столовую перед вторым заселением заменили на новую – широкую, в прочной коробке, с хорошей звукоизоляцией и своим замком. Это Ольховскому предлагала сделать врачиха ещё во время заселения первого лежачего, указывая на высокую вероятность громких стонов умирающих. К моменту смены больного сам Лев Борисович уже съехал на квартиру к Марине. Связано это было и с логистикой: проводить в пробках по полтора-два часа, пересекая центр между Хамовниками и Новой Басманной для ежедневных встреч с Мариной, было слишком неэффективной тратой времени. А общаться им было нужно постоянно.

Разговор с Гариком Овакимяном, доверенным лицом по проблеме социального донорства из юридической фирмы «Стрит Лойэр», начатый Ольховским в офисе в понедельник после заселения, продолжался с перерывами всю неделю. Они вместе разбирали закон статью за статьёй. То там, то тут, как казалось, есть лазейки, но после перепроверок выяснялось, что они прикрыты совсем другими законами, принятыми раньше и никак с социальной взаимовыручкой не связанными. Не противоречили формально законодательству два пути: отказ от роли социального донора по состоянию здоровья и продажа квартиры вместе с проблемой. Решили двигаться сразу по обоим. Ольховский должен был посоветоваться со своим врачом в частной клинике, куда сам себя прикрепил по полису ДМС, а Гарику следовало проработать вопрос продажи квартиры.

В больнице врач посоветовал прежде всего пройти очередной чек-ап, прошлый раз Ольховский его проходил менее года назад. Тогда ничего тревожного в его организме врачи не нашли, предписание было делать новый чек-ап только через два года. Однако необычная ситуация требовала отступить от предписания. Пациент не опасался обнаружить у себя новый возрастной недуг, а практически требовал его обнаружить, и желательно что-то серьёзное. Запланировали полное обследование, а врач взял тайм-аут, чтобы выяснить формальную сторону дела. Среди утверждённых стандартных форм медицинских справок не было формы для приложения к заявлению об исключении из списка социальных доноров. Необходимость такой справки была предусмотрена законом, но форма доктору была не известна, и он обещал разобраться. Пока шло обследование Ольховского – в амбулаторном режиме и при его занятости оно заняло больше двух недель – прояснилась и ситуация со справкой.

Оказалось, что форма её утверждена, но она не была предназначена для медучреждений общего профиля, а выдавалась единственной уполномоченной организацией в каждом регионе. Это казалось логичным и естественным – во избежание коррупции и злоупотреблений. Врачам всех клиник, государственных, ведомственных или частных, предписывалось направлять пациентов, обратившихся за такой справкой, в уполномоченное медучреждение на дополнительное обследование. Доктор Ольховского, однако, долго тянул с направлением, даже не говоря ему, где в Москве такое место, а потом вдруг предложил выпить кофе где-то вне клиники, когда Ольховскому будет удобно. Результаты обследования, кстати, выявили некоторые аномалии в системе кровообращения, опять вырос холестерин. Как минимум требовалось дополнительное обследование сосудов и сердца. Это доктор сообщил Ольховскому сразу, тот не удивился. Решили ограничиться кое-какими дополнительными таблетками и увеличить дозу ежедневных статинов, на которых Лев Борисович сидел уже не первый год.