Дмитрий Гаврилов - Сырники в бермудском треугольнике. Рассказы и повести

Карпухин, не торопясь, утолил жажду и вернул Артёму минералку.

– Неужто из-за нахлынувших воспоминаний в горле пересохло? – поддел Веретенников друга.

– Ага… В общем, Лариска – в большом порядке. Форма – потрясающая. Стройная, поджарая, морщин нет…

– Поджарая и морщин нет? В пятьдесят-то лет? Ха, не смеши! Просто умело их скрывает. Или помог скальпель хирурга.

– Во-первых, ей, как и нам, – пока сорок девять. Во-вторых, скрывать недостатки – искусство. В-третьих, ничего предосудительного в пластике не вижу, если она качественная, конечно. А в-четвёртых, не перебивай! Короче, хочешь – верь, хочешь – нет, но выглядит прям молодо. Одета – тоже супер! – Николай аж присвистнул. – Декольте, мини, туфельки, чулочки чёрные…

– Может, колготки? Или ты проверил? – отпустил сальную шуточку Артём.

– Какие колготки? Когда она их носила? Разве только в школе! – всё больше распалялся Карпухин. – Вспомни!

Лариса объявилась в октябре девяносто пятого на похоронах отца, который генералом так и не стал. Мужчина ушёл полковником, потому что не на тех поставил во время августовского путча, и был изгнан со службы победителями. Бывший офицер в отчаянии хватался за любую халтуру, но заработков катастрофически не хватало, и молодая жена, не соизволив сперва развестись, полюбила богатыря с толстенной цепью на кряжистой шее, шрамом в полщеки и огнестрельным оружием девятого калибра за пазухой.

Это был очень жадный человек. Ему показалось мало, что он отнял у Жукова женщину в норковой шубе с чужого плеча. Так до кучи он решил завладеть единственной жилплощадью оставшегося не у дел танкиста. Однажды сумеречным осенним вечером в хлам обкурившийся башибузук и сопровождавшая его хмельная дама сердца завалились к Жукову на разговор:

– Слышь, старый хрен, если жить хочешь, документы на хату давай и вали отсюда! – без прелюдий и экивоков заявил вымогатель прямо с порога.

– Да! Вали!! За проведённые с тобой лучшие годы жизни я заслужила компенсацию!!! – сразу стало понятно, кто идейный вдохновитель акции.

– Вообще-то, это моя квартира! Поэтому, вали-ка ты сам, мурло! И обезьяну свою не забудь! – спокойно возразил отставник. – Она, кстати, дрессированная: в портупее на голое тело знаешь как марширует?! Левой, левой, р-р-раз-два-три! На месте стой! Р-р-раз-два!

– Что-о-о-о? – весёлость мигом улетучилась, и агрессор достал пистолет.

– А то! – штабист откуда-то выхватил гранату и прям посреди коридора выдернул чеку.

Незваным гостям бы ретироваться подобру-поздорову, но бандит зачем-то полез в драку, вышло – не ахти, и взрывом разметало всех присутствовавших, кроме дрыхнувшего под потолком на антресоли рыжего кота по кличке Чубайс: животное слыло дико везучим, вот и вышло из переделки, как всегда, без единой царапины. А через час эта пушистая сволочь подлизалась к сердобольной соседке пенсионного возраста, которую милиция пригласила в качестве понятой, и снова обрела кров.

Не осталась без крыши над головой и Лариса. Отец, оказывается, едва стартовала в стране приватизация жилья, на единственную дочь квартиру и оформил. Бабу свою он, как чувствовал, в известность о данном факте не поставил, а свидетельство собственности со вписанной туда наследницей спрятал в Ларискином тайнике: школьницей она хранила в укромной нише за батареей свой девичий дневник, которому доверяла разные мысли.

За столь неожиданный и щедрый подарок Лариса отблагодарит отца шикарным памятником на могиле в годовщину гибели, а пока она быстро ликвидировала последствия взрыва (благо, имелось на что: челночила все эти годы, как проклятая) и принялась восстанавливать старые связи.

Артём был первым, кому девушка позвонила: романтичный гуманитарий с умными глазами, он, хоть и ненамного, но нравился ей чуть больше помешанного на технике прагматика Николая, да и в записной книжке по алфавиту стоял раньше:

– Привет! Узнал? Встретимся? А хочешь, приходи в гости.

– Можно и в гости, – соглашаясь, заметно повзрослевший и совсем уже не скромняга Веретенников радоваться возвращению бывшей пассии не спешил. Просто стало интересно, как теперь выглядит Лариса и стоило ли когда-то по ней сохнуть. К тому же после беспорядочных институтских адюльтеров у молодого человека по месту работы завелась, наконец, постоянная подруга, к которой он сильно привязался как духовно, так и физически.

– Тогда сегодня?

– Сегодня, к сожалению, не смогу, очень занят. А вот завтра после работы забегу с удовольствием. Номер квартиры напомни, пожалуйста, – кавалер притворился, что запамятовал, хотя среди ночи разбуди – выпалил бы, не задумываясь, две заветные цифры с эмалированной дверной таблички.

– Восемьдесят три.

– Так, запис а л, пока, – попрощался Тёма и тут же набрал другу:

– Здор о во!

– Привет!

– Жукова объявилась, завтра вечером в гости к ней собираюсь, – звонивший не стал тянуть кота за причиндалы, а сразу перешёл к сути. – Хочу, чтобы ты знал, чтобы потом недомолвок между нами не было.

– Подожди, я скоро подъеду, – Колян ответил вроде бы невпопад, но Веретенников сразу понял: Карпухин шифруется. Значит, жена – рядом, и свободно говорить он не может. И точно: – Насть, Тёмка колесо проколол, домкрата нет, просит подскочить. Я быстро.

– Пулей! Начинаю жарить сырники. Чтоб через полчаса был дома, как штык! – донеслось с кухни. – И не забудь, что ты Андрюшке обещал машину нарисовать.

– Зелёную! С красными колёсами и синим шофёром! – тут как тут прискакал из комнаты четырёхлетний сорванец в штанишках задом наперед, одном тапке на босу ногу, с альбомом и фломастерами, совсем новыми, только из магазина, но уже успевшими отметиться разноцветными пятнышками на шаловливых ручонках и шкодливом личике малолетнего любителя живописи.

– А шофёр-то почему синий, сынок?

– Потому что пьяница! – проглаголила устами младенца истина, и связь на этом оборвалась.

Когда Колян подрулил на новенькой «девятке» модного цвета «мокрый асфальт», Тёма уже ждал у подъезда на лавочке.

– С одной стороны, мне по барабану. Чувств к ней у меня давно нет никаких. К тому же я – женатый человек со всеми вытекающими, – пустился в рассуждения Николай. – С другой – любопытство, мать его, гложет. И потом я привык всё доводить до конца, а тут какая-то недосказанность осталась. Короче, я бы с ней переспал.

– У меня, батенька, аналогичные чувства и мысли по этому поводу присутствуют, – Артёму нравилось иногда выражаться высокопарно. – Я так-то всецело тоже не свободен, хотя брак пока не планирую…

– Цигель-цигель-ай-лю-лю! – Карпухин выразительно постучал указательным пальцем по циферблату часов. – Меня сырники ждут. Кто первый на амбразуру? Что решаем?