Игорь Михайлов - Вторник, №19 (38), февраль 2022

– Корр-мил! Це-це-це-лой корр-кой!

Чья была следующая физия – раскрашенная под камуфляж, рот до ушей, что-то вроде фонариков над макушкой, свет от них студенистый – и въехать не пытался, до того нелепа. Поперёк себя шире, вообще приплюснута, как тарелка. Летающие тарелки так и рисуют в комиксах. Опять дёрнуло, как насквозь прокололо, но хотя бы исчезло кружение и тошнота.

– Шляпа… ляпа… бяка… – то ли это были слова, то ли шлепки мокрым по мокрому.

Когда уже это кончится? Висеть стоя. И хотелось зевать, и не получалось. Дыхнуть и то тяжело. Рёбра плохо шевелятся. Будто его отлупили.

Следующий был рыжий клюв на длинной пёстрой шее – наверно, гусь. И не один. Он раздвоился, потом растроился. Или расстроился. То есть рассердился или всполошился:

– Га-га-гадкий! Ху-лига-га-ган! Го-го-гонял! Годи, годи! И! И! Из окна – гах! Гадкая!

Лилово-сварочный сполох. Да это кошка. Шеи сразу примолкли. Даже вроде как сдали назад. Зад и перёд тут точно есть. Ага, не гуси. А которые по городу летом шляются и гадят везде. Считаются птенцы, летать не умеют, прыгают только, а почти с гуся, ни фига себе птенчики. Дворовые коты на них охотятся. Понятно, с чего им кошку бояться…

Кошка повернулась мордахой – однако, улыбка! Без зубов. Глазами и усами.

Ещё кто-то. Огромный! Морда больше человеческой головы. Губы толстые, вислые. Глаз один. Выпуклый. Лиловый. В профиль, выходит? Над головой что-то есть, гребень какой-то. Как у троллейбуса. Бум! Бум! Так, двигается, что ли? Точно, олень. То есть лось. Тогда должен топать, у него копыта. И олень должен, и лось. А здесь есть обо что топать?

– Ммм… Мммашины ннет… Ммне ммбезопасен…

Подмигнул, точно – подмигнул! И отдалился. Не ушёл, а отстранился, чтобы наблюдать издали, сбоку – похоже на это. Бум! Бум! Или это в ушах шумит?

Огоньки-глаза вокруг словно множились. Теперь не было отдельно звуков – только равномерно колеблющийся прибой световой и шумовой стихии. Поток мельчайших световых точек, овевавших лицо и ниспадавших куда-то с негромким низким гулом. Его несло и вертело этим потоком. Поток был твёрдым, давил на грудь, спину, затылок. Когда дышать стало совершенно невозможно – рванулся изо всех сил и оказался на твёрдом и пыльном полу, а кошка – похоже, та самая кошка! – сидела рядом и громко мурлыкала.

Перед глазами неслись какие-то каракули. Складывались в слова. БОЛЬШИНСТВОМ ГОЛОСОВ. Примерещится же. И в ушах длился зыбкий, тонко серебрящийся, наплывающий и отплывающий призвук. Складывающийся в те же слова. Большинством голосов.

Кошка мяукнула. Обернулась. Вспыхнули звёзды – зелёные, четырёхлучевые. Внутри, в животе, колыхнулось, потянуло, засосало. Почему-то в сторону кошки, какой-то внешней силой. Пошкандыбал, поковылял за ней. Куда она его заманила? В короб для труб? Раскинул руки в стороны. Стенок нет. Руки ни до чего не дотрагиваются.

Острым, цепенящим страхом свело горло. Напряжением всех сил протолкнул: «эй!»

Наверно, дома с собаками ищут. Снова пронеслась перед глазами морда, вывшая не по-человечески. «Уотхигивайн!» – просвистело в голове.

И тотчас впереди обозначились отблески. Словно там, вдали, свисала материя, состоявшая из розовых, желтоватых, зеленоватых пятен света. Колыхалась, как занавеска на лёгком летнем ветерке. В этой преисподней есть расстояния в целые километры? Под ногами и вокруг появились другие отсветы – крупитчатые, кристаллические. И в ушах отдался хруст.

– Н-не н-на… – обернулась кошка и сказала…

Кошка сказала? Отсветы пропали, стало совсем темно. И котяра, зараза такая, далеко убежала.

А это что? Столб. Белый. Насколько в этой могиле… Бррр! Холодрыга-то какая. Нет, не надо про могилу, накликаешь ещё. Покрыт… солью, что ль? Или инеем?

И не один. Вон ещё, ещё. Обдало таким калёным морозом, что пропало дыхание, закаменели ноги. Не оторвать! Уффф. Всё пропало, и руки-ноги шевелятся. Только болят, как будто от ледяной воды. Эта долбаная преисподняя полна спецэффектов. Воспринимает его мысли, и если они ей не нравятся – то током ударит, то заморозит, то воздух пропадёт. Даже считать разучился. Раз-два-три-четыре, а дальше никак. Или он совсем олень.

Голову пригнуло таким весом – чуть не упал. Схватился за макушку – нет, не схватился, рук не поднять! Зато потеплело. Кругом шелестит. Будто кто-то вокруг реет, тычется и бьётся в тело. Затопал ногами, чтобы отвадить невидимых тварей. Грохот разнёсся такой, что чуть не оглох. И еле смог распрямить шею. Да ну? Это, выходит, он побывал оленем?

Далеко впереди маячил светящийся силуэт кошки. Она не шла! Она сидела у выпуклой стенки. И оттуда доносился нормальный такой звук. Подрагивающий, погудывающий. Водопроводный. Как будто там течёт вода. И в выпуклое вделаны скобы.

А потолок-то высоко. Ещё скоба, ещё, ещё десяток, два, три десятка… Только что была выпуклая стенка, а теперь вогнутая. Со всех сторон. Труба. Колодец. Глубоченный. Сколько пролез уже, а всё ни крышки, ни лучика света – ведь не бывает герметичных крышек, хоть щёлка да будет. А когда выпуклое сменилось на вогнутое? Не заметил. И не лезть же назад.

Ещё скоба, другая, десяток, сотня. Ноги тряслись, пальцы скрючило, запястья ломило. Попытался опереться спиной на противоположную стену – далеко, зараза, длины рук не хватает. Просто висеть, отдыхая – ещё хуже. Пальцы начинает резать так, что вот-вот сами разожмутся, и полетишь в пропасть. Но ведь видна? Стенка видна, скобы видны? А где же свет, откуда он берётся? Сверху?

Вскинул голову – буммм! Ой…

Чуть не сверзился. Но ведь это значит, он долез! Приподнять… Головой никак. Ещё скобочку… Плечом… Никак. Согнулся – и лопатками. Тоже никак. Освободить одну руку. Юййй… Зараза, провалиться бы тебе! Пальцы-то как больно. Даже разгибать. Постучал костяшками кулака. Дынь-дынь-дынь. Тихое, долгое эхо ответило снизу, из колодца. Но очень уж тихое. Наверху явно никто не слышит…

Чем бы таким постучать, чтобы услышали? Стал шарить свободной рукой по карманам. Вторая рука сейчас разожмётся, наверно, пальцы уже до кости прорезало. Ещё секунду, ещё левый карман… Извернулся, как корюшка в сачке, – достал ножик! Уф. Дынь, дынь, дыннь! Вот это уже слышно!

Дынь, дынь, дыннь! Что ж никто не подходит-то? Сейчас он точно оборвётся. Колодец полон гула. Грохота. Башка отлетит от этого шума – и туда, в колодец, чтоб ещё громче. Шли они с кошкой так долго, что это может быть и в промзоне где-нибудь, или сейчас вообще ночь, и никто не подойдёт до морковкина заговенья. Дынь, дынь, дыннь! Нет, если не надеяться – так надо было сразу головой вниз. Снова подсунулся так, чтобы можно было упереться верхней частью спины. Загривком. Изо всей силы. Аж круги перед глазами. Нет! Не круги! Свет! Жёлтый, солнечный! Не удержал – пригнуло обратно. Ну, теперь понятно, сколько это весит – много, но должно получиться… Чуть вперёд! Ыыыть! Чёртова чугунина! Ни фига не придавишь, не прикончишь, др-рать т-тебя… Надвинуть! Ффф. Передохнуть – и снова. Ыыыть! И третий раз. Теперь должно получиться пролезть.