Людмила Волынская - Бабье лето любимой жены. Часть III

Так же было и здесь. У каждого была своя работа и своя ответственность за нее, все недоразумения выяснялись тотчас, пусть и на повышенных тонах, но честно. Лизе нравилось работать с молодыми. Никто не лез ей в душу, никого не интересовала ее серая неприметная жизнь. Живет тетка одна, и ладно, в конце концов, это ее личное дело. Главное, не пристает к ним с нравоучениями, за что они и были к ней благосклонны. Сработались они довольно быстро, да и большого ума для этого не требовалось. Требовалось лишь желание, которое подстегивалось материальным вознаграждением. Обслуживаешь посетителя любезно и быстро, кладешь сдачу в карман, вот девушки и старались на совесть. Бармена кормила «ловкость рук» (и никакого мошенства). У охранников с барменом были свои счеты. Лизе же, знай свое дело, разбирайся с горой грязной посуды безо всякого дополнительного стимула. Знала ведь, на что шла. Впрочем, в конце каждой рабочей недели ей щедро приплачивал сам хозяин, скупо объясняя при этом: «За работу». По вечерам ей некогда было повернуться, не то что слово сказать. Постепенно нарастающая тяжесть в ногах и в спине переходила в тупую ноющую боль. Вдобавок раздражала доносившаяся из зала гремевшая музыка, которую не в силах была приглушить ни закрытая дверь, ни мощный напор воды. Когда быстрая мелодия сменялась медленной, мысли ее уносились далеко, а руки машинально продолжали свою работу. Приятные звуки проникали в потаенные уголки ее памяти, вызывая приятные воспоминания. При этом она не раз ловила себя на том, что зачем-то сравнивает Вадима с понравившимся ей молодым человеком. Зачем? Ничего общего у них не было. Впрочем, вскоре Лиза перестала анализировать свои мысли, потому что они незаметно вышли из-под ее контроля. И она решила, что может позволить себе помечтать, пока однажды мечта не показала ей фигу.

Случилось это поздним вечером, когда она, уставшая, плелась домой, с тоской думая о том, что предстоит еще выгуливать бедного Малыша. То ли идущие за ней не узнали новую посудомойку, то ли им не было дела до других, разговаривали они на повышенных тонах.

Узнав голос Андрея, Лиза вся превратилась в слух.

– Какого черта ты торчишь здесь? – недовольно рыкнул он. – Жена ты мне?

– Тебе бы только издеваться. Дьявол, – в сердцах бросила женщина.

– Ну и найди себе ангела, – грубо отрезал Андрей.

– На Ленку запал?

– Нет, в посудомойку влюбился, – насмешливо ответил он.

Лиза сжалась от этих слов.

– Несчастная она какая-то, – без тени ревности заметила женщина.

– Руслан сказал – у нее сын умер.

– Что с ним случилось?

– Не знаю, не спрашивал. А Ленку не трожь, у нее без меня ухажеров хватает. К Вике ревнуй, она девушка свободная.

– И глупая, строит из себя училку.

– Что ей остается? Здесь ей ничего не светит, а жить красиво хочется.

– Меня не проведешь…

– Мозги включи, на кой мы друг другу?! – раздраженно сказал он.

– Ты душу выворачиваешь! – вспыхнула женщина. – Я тебе все отдала, а тебе мало.

– Так,… – Андрей резко оборвал поток женской обиды, – я просил? Мне тебя слишком много. Поняла? Мне в другую сторону.

– Ты еще посидишь в моей шкуре! – крикнула она ему вдогонку.

– Да пошла ты,… – донеслось издалека.

Нет, не грубость его так задела Лизу, а то, что ее саму он и вовсе не воспринимал как женщину. «Зачем мне это? Влюбилась непонятно в кого…» – корила она себя бессонной ночью за свою слабость. – Какая из нас пара?»

Оставалось наглухо закрыть подступы к своему сердцу, которое, впрочем, никто не собирался осаждать. Вместе с тем в ней ощетинилась женская гордость. И теперь всякий раз, стоило ему заговорить, она выпускала иглы. Заметив перемену, он как-то спросил: «Что ты такая колючая?» Она резко повернулась и ответила: «Уколоться боишься? Держись подальше, ничего и не случится». Когда, заглянув к ним поздним вечером, он попросил его покормить, Лиза снова бесцеремонно отрезала: «Я не официантка, а посудомойка». «Не улыбнешься никогда», – однажды заметил он и получил от нее в ответ: «Пусть тебе молодые улыбаются, у них жизнь веселее». Задетый таким отношением, он больше не пытался с ней заговаривать, чем упростил ей жизнь. Терзаемая неопределенностью, душа ее взмолилась о покое.

3

Здоровье отца пошло на поправку. Время от времени она звонила родителям, не особо распространяясь о переменах в жизни, всякий раз опасаясь, как бы отец не вернулся к своей идее с рестораном.

Люсе открыли визу. Вернувшись от свекрови, за день до своего отъезда она зазвала к себе Лизу на прощальный ужин. Хоть ей, уставшей после работы, было не до посиделок, отказать соседке было неудобно. Кто знает, когда еще свидятся, да и свидятся ли вообще… Расчувствовавшаяся Люся сделала реверанс в сторону Малыша. Тот в отличие от хозяйки оживился и в два прыжка очутился в Люсиной квартире. Оказавшись в незнакомом месте, пес всюду совал свой нос, но никто его не одергивал. Не до него было. Напряжение предстоящей разлуки, сменившее часы тягостного ожидания неизвестности, витало в воздухе. Обе безуспешно пытались скрыть тревогу за обыденностью фраз.

– Ты че такая вялая? – оглядываясь по сторонам, словно прикидывая, не забыла ли чего, спросил Люся.

– Устала после работы, – предвидя реакцию соседки, нехотя ответила Лиза.

И оказалась права. Узнав о ее новой работе, Люся с присущей ей простотой покрутила пальцем у виска.

– Ты что, мать, рехнулась? Такой работы сейчас – бери – не хочу!

– Поработаю зиму, там видно будет, – не вдаваясь в подробности, скупо ответила Лиза.

– Да будет тебе известно – нет ничего постояннее, чем временное, – пессимистично ответила Люся, открывая шкаф. – Че с собой брать-то? Там, говорят, зимы нет. Лишнее тащить не хочется.

Рассматривая яркие Люсины наряды, то и дело отталкивая вертящегося у ног Малыша, Лиза прикидывала, что можно посоветовать. Получалось – ничего.

– С твоим гардеробом в гарем к султану, – раздраженно заметила она, – была бы любимой женой. Хочешь, мое возьми.

– Мне твое на нос не налезет, – расстроилась Люся, – а с моим, что не так?

– Слишком броско, в Европе так не одеваются, – авторитетно заявила Лиза.

– Когда ты там была-то? – насмешливо хмыкнула соседка.

– А ты где была кроме Турции? – разозлилась Лиза. – Они и сами-то до наших челночниц такого маскарада не видывали.

Неожиданно получив отпуп, Люся притихла.

– Я не в том смысле, – извиняющимся тоном сказала она, – мода уже сто раз поменялась.

– Это стиль их жизни, – мягче ответила Лиза, – он не меняется. Возьми что-нибудь попроще, не ошибешься. И вообще, не зацикливайся на этом. Язык, это главное. Переймешь их уклад, тогда в любом наряде примут.

– Кончай ты эту демагогию, вроде я сама не понимаю. Жаль мне с тобой расставаться, – присев на краешек дивана, не сдержалась Люся.– Хоть мы и не подруги, но больше чем соседки.