Яков Шелль - Пустая ваза

к неугомонным порывам души, к ее полетам, к ее вспышкам; оно

все больше тяготилось движением, все больше предпочитало

движению покой, спокойствие и незыблемость. Вялость и ле-

ность стали его символами. И тогда между друзьями пролегла

трещина, образовался разрыв, и в эту щель хлынуло отчужде-

ние, все больше ее раздвигая. Со временем отчуждение стало

заметно и превращалось порой в недовольство, и даже озлоб-

ление. Бывших друзей не стало; порывистая легкая душа и отя-

желевшее, ленивое, спокойное тело настолько отдалились друг

от друга, что стали даже враждовать и часто ссориться. Каждый

был недоволен и даже смеялся над привычками и страстями

другого.

Разрыв, дистанция и отчуждение становятся все больше,

и однажды достигнут своего предела, максимального удале-

ния, непреодолимого отчуждения. Отставание достигнет черты,

за которой отставать будет уже некому. Тела не станет. И тог-

да невесомая, порывистая душа, как птичка, сидевшая в тесной

клетке, выпорхнет наружу и, наконец, снова расправит, как пре-

жде в юности, свои крылышки и устремится к новым сомни-

тельным приключениям, новым рискованным авантюрам, но-

вым пламенеющим влюбленностям. И, встретив однажды свою

родственную душу, снова зародится на земле новая юная душа

в юном теле…

И когда разрыв станет неизбежным, я попрощаюсь с тобой,

остановившееся в бегстве по жизни тело, теперь у тебя будет

бесконечно много блаженного покоя и доброго спокойствия;

я попрощаюсь с тобой, легкая душа, лети в свои дали, поднимай-

ся на сверкающие вершины, пусть тебя гонят ветры страстей,

манят авантюры и влюбленности, плачь и огорчайся, радуйся

и желай…

Я попрощаюсь с вами, мои дорогие…

в большом камине в углу просторной гостиной неторопливо,

но уверенно разгорался огонь; в комнате свет был погашен

и она стояла в сумерках позднего вечера, но кухня была ярко

освещена и полна звуков и запахов; на плите стояла кастрюля,

в ней варился рис, на соседней сковородке под крышкой весело

шипело маринованное мясо. Хозяин дома, мужчина лет 40 с вы-

соким лбом и зачесанными назад волосами, оживленно двигал-

ся по кухне, ловко и умело шинковал на большой доске овощи

для салата. Он был высоким и крупным, его живот нависал над

брючным ремнем, но это, как ни странно, ему шло. Наконец, все

было готово, он улыбнулся своим мыслям, выключил плиту

и снял фартук. Войдя в гостиную, он налил себе в бокал красного

вина, выпил его с заметным удовольствием, подвинул высокое

большое кресло к камину, сел в него и поглядел на огонь.

– Сейчас ко мне должна придти одна женщина, – сказал он

весело и пригладил обеими руками назад длинные волосы, —

ты уж постарайся, Огниво, потешь ее, побегай по поленьям, по-

играй светом, потрещи искрами! Ну, ты знаешь сам, что делать.

Доставь ей удовольствие! Да и тебе будет приятно, – порез-

вишься, тряхнешь стариной, а, гроза поленьев? Она, кстати, ска-

зала, что любит огонь! Хотя я тоже бываю горяч, но я думаю, она

тебя имела в виду!

Из прихожей послышался мелодичный звонок, и хозяин по-

шел открывать дверь. Он широко и открыто улыбнулся, увидев

гостью, и посторонился, чтобы дать ей войти. Вошла гостья —

тоненькая женщина в белой курточке с высокой прической, пре-

лестным лицом и темными большими глазами, но в них словно

что-то погасло, словно кучка серой золы лежала в глубине ее

удивительных глаз…

Хозяин помог ей снять куртку, взял за холодную руку и повел

в гостиную, к камину и указал на кресло. В камине к этому вре-

мени огонь уже разгорелся, разрумянился и блистал во всей сво-

ей зрелой красе.

– О! Как красиво! – оживилась она, протягивая к нему руки. —

Посмотри, дорогой, как он играет! Я люблю огонь, я люблю смот-

реть на его язычки пламени, они все время разные и переливают-

ся всеми цветами, от белого до темно- красного. Бесподобно!

– Все для тебя, дорогая! – улыбнулся хозяин, налил в широ-

кий бокал немного красного вина и подал ей.

– Спасибо! – воскликнула женщина, глядя на вино на свет,

который изливался из камина. – Как красиво!

– Я рад, что тебе нравится у меня! – вторил ей хозяин. Он

нагнулся и поцеловал ее обнаженную выше локтя руку.

– О! – отозвалась женщина. Хозяин включил проигрыватель

и в воздухе гостиной поплыли приглушенные звуки «Лунной

сонаты» Бетховена. Гостья пригубила из своего бокала, но каза-

лось, ей больше нравилось смотреть через вино на огонь, чем

хмелеть от него.

– Я оставлю вас одних, на короткое время! – сказал хозяин

и отправился на кухню, а она снова повернула голову с тяжелы-

ми волосами и загоревшимся взглядом к огню.

– Ты совсем не изменился, милый Огонь, ты все та-

кой же неистовый и прекрасный! – сказала она нежно. И он,

словно услышав эти ласковые печальные слова, с еще большим

жаром охватывал поленья, все больше распалялся, уже начал

по своей вечной неукротимой страсти бушевать в топке, в тихом

веселом бешенстве разбрасывать искры и с треском разгрызать

поленья на мелкие, горящие, сверкающие кусочки. Это было ему

не трудно. Он не старался. Он жил своей жизнью.

– Какой ты счастливый, прекрасный Огонь! – вдруг сказала

она, словно ее что-то озарило, и эта новая мысль ее сильно уди-

вила. Она задумалась. – Ты живешь только тогда, когда горишь!

А я погасла раньше времени. Когда это произошло? И почему?

Мне не хватает дров для моей души, чтобы осветить и согреть

ее. Все последнее время у меня не проходит чувство, что пок-

рыта душа моя серым пеплом. Ничто меня не волнует и не тре-

вожит, никуда не зовет. Только апатия и усталость. Вот я как-то

оказалась в каком-то доме – это ведь чужой дом! И мужчина…

это не мой, чужой мужчина. Это не те дрова для моего пламени.

Я живу… так далеко от себя самой, словно в чужом доме. Но где

мой дом? Я не живу потому, что не горю. Может быть мы родс-

твенники, дорогой Огонь! Как ты думаешь?

– Что вы там шепчетесь? – спросил мужчина, возвраща-

ясь в гостиную из кухни. – Я уже начинаю ревновать тебя