Игорь Михайлов - Вторник, №12 (31), сентябрь 2021

3

Земли не видно – холод от изгнанья
и холод неба пробирают плоть.
Я пью, чтобы согреться, перестал
писать – и стало легче; перестанут
читать стихи – ещё мне полегчает.

4

Все издергались от твоих пророчеств,
этих вывертов слова, дисгармоний
звука, чтобы по нервам, – надоело.
Ты как будто злорадствуешь, торопишь.

* * *

Боги дали мне виденье событий
предстоящих – умение мне дайте
не проклясть этим знаньем свои песни.
Промолчать-то нельзя. Скажу невнятно.

5

Усталый человек уходит пить,
и медь готова стать вином, стать лёгкой
нехитрою закуской.
Пью один,
чтоб никого не мучить, не смущать
тем, что я вспомню, – старыми стихами…

6

А налей-ка мне что тут подешевле,
похмельнее, считай мои монеты,
сколько есть их, чтобы на них напиться,
как не пьют здесь давно; как раньше пили,
чтоб увидеть двух – Ромула и Рема.

У всего изменились вкусы, виды,
только пойло твоё как будто с той же
бочки грузной, которую украли
мы, юнцы, при какой, не помню, власти,
выпить мало смогли, пролили много.

Ох, кислятина, с гнилостью отдушка,
питуха, сдуру кто, польстясь на цену,
выпьет с нами, пробьёт ток сверху, снизу;
только наши лужёные желудки
римлян выдержат римское такое.
7

Я сегодня пить, мой Метеллий, стану,
не стесняясь пить, как какой из скифов,
как из черепов, за хозяйку пира —
смерть-чаровницу.

Мне сегодня можно, да всем нам можно,
пережившим ужас, дождавшись срока
худшего тирана, залить свободу,
чтобы не стыдно

за года терпенья, года изгнанья,
осторожной, быстрой года оглядки;
и за то, что умер в своей постели
нас убивавший.

* * *

Мы сегодня пить, мой Метеллий, будем,
смесью римских вин ублажая сердце;
а перед тираном уж тем мы правы,
что пережили…

8

Виноградный лёгкий ток
разлучает питуха
с памятью; её урок
выучен не без греха

и забыт не просто так,
а чтоб божий человек
не пил горький смертный мак,
воду из подземных рек.

* * *

Виноградом умудрил
землю нашу юный бог,
в ёмких чанах скорбь давил,
не жалея смуглых ног.

И бурливое питьё,
свежей прелестью дыша,
льётся на сердце моё —
ток из божьего ковша.

9

И мы молились всем богам,
несли им жертвы – груз
ложился щедрый к их ногам,
наш утверждал союз;

и боги помнили о том,
что нам они должны,
и богател наш общий дом
от мира и войны.

10

Различаем религию и веру.
Веру истинную и ту, что ложна.
Веру для простаков, для сельских дурней
или веру для томных богословов,
филосóфов. Прохладная ли вера,
вся обряд и порядок, или виды
изуверства, калечащего душу;
веру-этику знаем, уважаем —
с верой-ханжеством их не перепутать.
Всё точнее, умнее разделенья —
нас не спутать, за видимостью видим
настоящий смысл. Знания такие
тем даны, кому вера недоступна!

11

Мы по храмам пошли: себе искали
бога, чтобы родного, чтоб такого,
кто простит наши страхи, – сам был смертным, —
кто своих наградит почти бессмертьем.

* * *

Пьём фалернское жадными глотками,
хмель его хмару-смерть смывает с сердца…
И не надо воды: чтоб растворилась
смерть, питьё должно быть горючим, едким…

12

Гони её, паскуду, старость, сухость:
не та пора, чтобы смотреть вокруг
нетрепетными трезвыми глазами,
как может лишь бесчувственный, бесстыдный
раб. Бедам нашим радуется раб.

* * *

Страна мертва. Не только что народной
нет власти, но и тех благих тиранов,
кто Рим к вершинам славы взгромоздили,
нет никого. Кто правит нами? Вакх,
разрозненные звуки, виды, чувства
собравший и сопрягший. Протрезвев,
мы что увидим? – Небо и руины!

* * *

Мне скучно жить; когда б не Дионис,
нашёл бы способ – вот хоть на тиранна
есть эпиграмма злая, прочитаешь
друзьям – найдутся уши, чтоб услышать,
найдутся языки перенести…

* * *

Политика вся наша нестрезва
придумалась: был ум, вином взбодрённый,
рассказывал истории, стихи,
видения. Химерами своими
мы тешились, мы стравливали их.
Которая сильнее оказалась?
прекраснее? Вид чистого искусства
политика. Труд избранных умов.

13

Как писал Геродот, садились персы
первый раз чисто вымытые, в трезвом
виде персы судили да рядили —
как решить, приговаривали персы.

Во второй раз питьём багульным персы
упивались, блевали, дрались персы,
спор за глотки хватал – и вспомнит перс, кто
умом крепкий, с утра что, как решили.

* * *

Все уже решено, стрезва, со злобы,
приговоры богов для нас суровы:
все мы в жертву достанемся, мы – Орка
снедь несытная, яствие сырое.

Вы напейтесь, великие, упейтесь
до потери ума и вида, боги,
Вакха в клочья, на брызги растерзайте,
ради Вакха нас живыми оставьте.

* * *

Вы решённое, пьянь, перерешите.

14

Бога моего, от торговли бога,
не коплю дары – богатею, злато
притекай рекой, утекай ручьями.
В круговороте
экономики для себя стараюсь,
для других стараюсь, платя за роскошь;
вот и мы с тобою стране послужим,
уговорившись
о цене твоей. Ты бесплатным ласкам
предпочти меня, старого, седого, —
мы по жилам Рима благое пустим
золото, дева.

15

И что, скажи, крылатый бог,
там будет среди тьмы,
куда от горя и тревог
уносишь нас? Но мы

неблагодарны в добрый час,
не тяжелы тебе;
среди невидных держишь нас,
нетрепетных зыбей.

16

Бог, ты и смерть облапошил, туда-сюда шастает Хитрость —
только ли вниз она с грузом, так ли пуста возвращаясь?
По безднам носит, разносит мёртвое наше, – какие
прибыли числит, и сколько, бог, стоит, чтоб к свету обратно?

17

Ты обидишь бога, когда в торговле
честен будешь: малый доход постыден —
не Фемиде служим, чтобы весами
не шалить-двигать.