Ванда Петрова - Курган. Mound

Но и после возвращения из госпиталя папе приходилось не раз и длительное время находится на стационарном лечении. По рассказам мамы даже когда я родилась, папа был в госпитале. И мама ездила к папе со мной, чтоб показать ему меня.

По рассказам мамы, папа долго не мог привыкнуть в быту с одной рукой, но и помощь отвергал, упорно стараясь овладеть способностью – всё делать самому. Когда же что-то у него не получалось с третей, четвёртой попытки, он уходил во двор и там, по-видимому, восстанавливал своё моральное равновесие. Но, никогда не срывался на грубость или крик. Таким знаю моего отца и я, всегда уравновешенного, доброжелательного, внимательного ко всем. И ко мне мой папа был всегда очень ласков, заботлив. Читать я обучилась, сидя у папы на коленях и заглядывая в центральные газеты, которые он читал. Меня заинтересовали крупные заглавные буквы в газетах, которые мне напоминали то, одно, то другое из окружающих предметов и я, указывая пальчиком на них, спрашивала – это что? И папа называл мне букву, прочитывал всё слово, называл другие буквы в словах. Мне тогда шёл третий год. Так к пяти годам я уже читала, писала и могла решить простые арифметические примеры и задачки. Потому что папа, видя мой интерес к учёбе, обучил меня и цифрам, и несложным арифметическим действиям.

Но примерно до двух лет, сколько я ни роюсь в своей памяти, вообще не могу найти воспоминаний об отце.

Первое моё воспоминание, это мы у костра в лесу и папа держит меня на руке. Сразу такое чёткое. До этого воспоминания, по-видимому, то занятый с раннего утра до позднего вечера на работе, то находясь в больнице, папа, вероятно, боялся брать меня маленькую на руки, имея одну руку, боялся уронить меня? Но вот с этого дня, от лесного костра память моего раннего детства идёт об руку с моим отцом.

Потом мы переедем в сельскую местность. И папа станет работать заведующим. У него будет лошадь и такая длинная повозка, называемая линейкой. На этой линейке было так просторно и уютно мне с папой в его поездках по объектам его работы. Я играла на огромном домотканом мягком пологе, сложенном в несколько раз и расстеленном на этой линейке, а папа правил лошадью, посматривал на меня через плечо и улыбался, бывало, папа пел мне детские смешные песни, у папы был очень красивый голос. В пути на линейке появлялись длинные ароматные дыни, потому что это было лето. И я ела сладкие сочные ломти этой ароматной дыни.

На этой линейке, у папы за спиной, я и спала, если ездили долго. Но потом меня оформили в детский сад и эти такие замечательные путешествия с отцом на линейке прекратились.

Но каждое утро папа сам привозил меня к воротам детского сада и сдавал с рук на руки «тёте Глаше», которая ласковыми словами утешала моё горе от разлуки с отцом и уносила меня от ворот.

А я всё оглядываюсь и машу, машу рукой и кричу – папа, приезжай поскорей! И папа тоже оборачивается и кивает мне седой головой и улыбается в ответ, такой родной и никем не заменимый.

Лето ещё только в начале. Вот папа привозит мне ещё зеленоватые, но очень вкусные яблоки и с улыбкой склоняется надо мной, только что проснувшейся – попробуй, доченька, они уже вкусные. И я, полусонная, ем эти яблоки, и они действительно уже вкусные. В этот период мама отдаляется на задний план, папа занимает главенствующее место в моей памяти. Папа и приезжает за мной в детский сад и «тётя Глаша» так же с рук на руки передаёт меня папе. Вечер, папа укладывает меня спать и напевает мне забавную песню, которая служит мне колыбельной: «Ай, дуду, дуду, дуду, сидит ворон на дубу и играет во дуду…»

Но я ведь уже знаю буквы! И в другое время папа усаживает меня на колени, и мы вместе с ним «читаем газету»! Затем «решаем задачки»! А затем и – пишем! Вот так я к пяти годам и умела уже, и писать и считать! И только, когда мне стало семь лет, память вновь переключается на маму, а папа? А папа сильно болеет, опять открываются страшные раны на ногах и начинают гноиться. Простреленное лёгкое тоже «просыпается». Мама то и дело меняет повязки на ногах у папы, поит отваром трав, в доме всё пропахло мазями, риванолью и горькими травами. Левая «рука» тоже «оживает» с острой болью в «пальцах», в «локте», и папа скрипит зубами, чтоб не стонать. Но тогда маме удалось поднять папу, и он снова вышел на работу. Получая 24 рубля пенсии по инвалидности, папа, уже совсем больной, оставил работу заведующего и перешёл работать на почту.

Перемогая недуг, папа стал молчаливым, усталым, с трудом поднимался утром и отправлялся на работу. Работал уже очень больной. Но смерть родных и дорогих нам людей всегда приходит неожиданно.

В это горестное время и пришла ко мне моя одноклассница и сообщила, что в одном из населённых пунктов до которого надо ехать на поезде, есть училище. Обучение в этом училище четырёхгодичное. И что в этом училище можно закончить 10 классов на государственном обеспечении. И стала звать меня с собой, дескать, и десять классов закончим, и вдвоём нам будет уютнее там, в незнакомой местности. А мне действительно стало до отчаяния одиноко и неприютно без папы.

После смерти папы я потеряла ту силу, что чувствовала в себе, ту уверенность и надёжность всей жизни, которая оказалась такой хрупкой, а горе безысходным. К тому же я осознала в полной мере, что теперь мне самой надо позаботиться о своём пропитании и одежде. У нас абсолютно не было ни каких сбережений. У мамы стало слабое здоровье, она то и дело болела. Я и раньше это понимала, но теперь так чётко осознала, что папа работал такой больной, чтоб была возможность одевать меня и учить. В это страшное время меня терзала вина перед папой, что я была недостаточно внимательна к нему, что я плохо заботилась о нём, что можно было что-то сделать и папа бы был жив, что я что-то проглядела, зависящее только от меня. И я не хотела, чтоб и перед мамой меня терзала такая же вина. Я не должна повиснуть бременем на маминых хрупких плечах, я должна сама найти выход и позаботиться хотя бы о себе пока что, чтоб не стать обузой для слабой здоровьем мамы. Но мне нет и шестнадцати, на работу меня ещё никто не возьмёт!

Мне, как я узнала позже, было назначено, как сироте инвалида войны, 19 рублей. Но тогда я ещё об этом не знала и решила, что это училище – единственный выход продолжить среднее образование.

И мы с одноклассницей старательно собрали нужные документы и приехали в это училище, сдали документы. Но уже после сдачи документов и зачисления в училище, стало известно, что среднее образование в этом училище отменили именно с этого года.

Осталось только обучение профессии. И учиться теперь мы будем два года. Одноклассница, как я узнала позже, узнав об отмене школьной программы, даже не попрощавшись со мной, забрала свои документы и уехала.