Валерий Коновалов - Куст белого пиона у калитки

– Заходи! – гостеприимно и решительно предложил он.

Я принял предложение без колебаний и тут же полюбопытствовал:

– И давно ты здесь живёшь?

Он неожиданно странно посмотрел на меня. Две вертикальные морщины образовались у него между бровями, и мне показалось, что в самой глубине его ставших вдруг серьёзными глаз тлеет уголёк тоски такой силы, что мне стало не по себе. Это было похоже на наваждение, но уже через мгновение Герман улыбался своей обычной, доброй и немного хитроватой улыбкой.

– Приехал на три дня в апреле и вот – до сих пор не могу уехать.

Он говорил об этом почти с гордостью и в то же время как бы смеясь над собой. В жилище его была кровать, два стула и небольшой стол. В углу стоял книжный шкаф, забитый книгами, которые, наверное, никто не читал, так как верх их был покрыт пылью. На полу лежал ковёр, от которого пахло пеплом и псиной. Было темно, тесно, главное же – холодно.

– Ночью не замерзаешь тут?

– А «доброе тепло» зачем?

Герман, хвастаясь, приподнял матрас, и сквозь решетку кровати я увидел светло-коричневое полотно электрического обогревателя.

– Накрываюсь одеялом и сплю. Бывает так, что жарко становится – приходится шапку снимать.

Я хотел было сказать, что такой обогрев, вероятно, обходится в копеечку, но, вовремя вспомнив цель нашего летнего визита к нему, промолчал. Вот, оказывается, куда уходят народные денежки.

– По такому случаю есть смысл на автозаправку сходить, – поторопился предложить хозяин, весело и выразительно глядя мне в глаза. – Я там прекрасную точку знаю. Продукт – чистейший. А не то – так у меня в холодильнике стоит. Местного разлива, но проверенный не раз.

У меня было то настроение, когда подобные предложения не отвергаются, но испытывать прочность своего здоровья местной косорыловкой я не рискнул и потому сказал, что дома у меня есть всё необходимое. Таким образом, через полчаса мы уже сидели за столом и пили из стопок, которые Герман достал, очевидно, для меня. Видя, что я не курю, он вышел на улицу, а я последовал за ним, не желая пропустить остаток светового дня и спеша порадоваться ощущению чистоты, свежести и белому снегу, так несвойственному городскому пейзажу.

– Хорошо здесь! – признался я Герману с чувством, подогретым выпитой наливкой.

– Ещё бы, – ответил он и по-детски искренне предложил: – А ты переселяйся.

– Одному – не скучно здесь? – в свою очередь спросил я.

Опять что-то мелькнуло в его глазах, но он отвечал с тою же доброй и хитроватой улыбкой:

– Зачем один? В «Урожае» – адвокат. Вчера отдыхали. В «Теплотехнике» – биолог, профессор, До тебя был. Вечером Джеку костей принесёт. Адмирал из «Сайгона» посещает, и довольно регулярно. Молодежь не забывает.

Список столь блестящих знакомых Германа не удивил меня: в этой среде человек, работавший когда-то в суде курьером, а уж тем более судебным приставом, именуется не иначе как прокурором. «Адвокат»… хм… Я ещё раз окинул взглядом жилище Германа, вспомнил хлипкое деревянное строение в виде скворечника в углу участка, за старой яблоней. Представить себе нашего юриста Володю Трофимова, сидящим там с голой задницей зимой, мне не позволяла даже самая смелая фантазия. Не менее экзотично смотрелся бы и профессор Котляр, собирающий по столовым кости для приблудной псины. Но кто же такой сам Герман? Взгляд его порой смущал меня какой-то скрытой тайной. Или это только моё воображение, ни на чем не основанное? С одной стороны, он, как и все, подверженные слабости, был весел, иногда даже восторжен, витиеват в речах, но бывали мгновения, когда вот так смотрел мне прямо в глаза, будто рентгеном просвечивал. И тогда в самой глубине его глаз была такая тоска, что – ух! Настоящая, пробирающая до дрожи. Вспомнил, кстати, что на полу, под кроватью, когда он демонстрировал мне «доброе тепло», лежал раскрытый томик Чехова огоньковского издания. Любопытство моё было велико, и я продолжал задавать вопросы в том же фамильярном тоне:

– Герман, а на что ты живёшь, чем питаешься?

Он нисколько не смутился. Ему моё удивление показалось даже забавным.

– А это бестактный вопрос, уважаемый посетитель. Но отвечу: беру в банке, наличными. Разумеется не в стеклянной. Сегодня, например, сходил и снял, чтобы понедельника не ждать. Может, кушать хочешь… поесть? Холодильник полный.

«В банке», – про себя усмехнулся я. Ещё бы сказал, акциями Газпрома владеет.

– Дивиденды получаю, – будто читая мои мысли, сказал Герман. – Одно неудобство, что ежеквартально. Приходится занимать, а я этого не люблю.

Он был немного возбуждён после выпитого, но отнюдь не пьян (обычно пьяницы хмелеют быстро) и потому заметил моё смущение, вызванное недоверием.

– Суммы, правда, не столь существенные, чтобы тут народ с утра толпился, но свободному человеку ведь лишнего не надо, согласись: собаку накормить, самому поесть, с товарищем встретиться. Ещё – зачем?

Вот: и опять в его взгляде почудилось что-то. Он посмотрел на бутылку, в которой оставалась ещё половина, пригладил руками взъерошенные, местами слежавшиеся вьющиеся волосы и неожиданно предложил:

– А хотите, я расскажу вам, как говорят беллетристы, свою историю?

В доказательство серьезности своего намерения он перешёл на Вы. Я колебался: пьяные разговоры могут длиться бесконечно и прекращаются лишь тогда, когда заканчивается спиртное, – но ответить отказом постеснялся: ведь сам напросился. Герман кивнул в сторону настойки, намекая на то, с чего полагается начинать любое серьезное дело.

«История», которую он рассказал, произвела на меня грустное впечатление: да, мы догадываемся, что рядом с нами живут люди необычной судьбы. Знать об этом – значит уже не быть столь счастливо покойным, но и забыть – справедливо ли? Может ли человек жить, отгородившись от всего «мешающего», не имеющего отношения лично к нему?.. У многих получается… Но вот эта история.

– С моей будущей женой мы стали встречаться ещё на втором курсе, – начал Герман. – Вместе играли в студенческом театре. В МАИ, знаете, очень хороший ДК, и руководитель у нас была – профессионал. Там и познакомились. Ну вот, устроиться по специальности мне было нетрудно, так как тесть был чином в Жуковском, но я, как и многие тогда, поддался соблазну стать капиталистом и в одночасье обогатиться. Молодой задор присутствовал. Сначала, конечно, хотели сварганить что-нибудь из области высоких технологий, но недолго амбиции боролись с соблазном, и мы встали на веками проторенную дорогу купли-продажи. Утешение, что мы продавали средства мобильной связи, а не лифчики, было условным, так как в любом случае речь шла о реализации не созданного тобой продукта. Коротко: дела у нас после адаптационного периода пошли. Денег дал тесть, со своей стороны я ещё и квартиру заложил, товарищ в общее дело внёс интеллектуальную собственность в виде своих мозгов. Иных возможностей у него не было. Мой имущественный вклад даже на распределении предполагаемой прибыли не отразился: всё было на паритетных началах, по-товарищески. В первую очередь было решено вернуть из залога квартиру, потом рассчитаться с тестем. Риск был, многие на этом прогорали, но у нас получилось. Не в малой степени благодаря инициативе товарища, чувствовавшего себя неловко из-за того, что из нас двоих материально рисковал только я. Продажи пошли – мы сняли офис для администрации, которая ранее состояла из тех же сотрудников – меня, моего товарища и моей супруги, доля которой в деле была оговорена при получении кредита от тестя. Стали нанимать персонаж, легализовали бухгалтерскую отчётность. Друг продолжал фонтанировать идеями – мы расширились, и скоро продажа самих мобильников у нас стала не единственной статьей дохода, хотя мы и это направление развивали, справедливо полагая, что нельзя отказываться от синицы в руках. С тестем мы рассчитались, квартиру из залога выкупили и свободные средства стали вкладывать в ПИФы, и даже сами пробовали играть на бирже. Всё складывалось удачно, и пятнадцать лет прошли, как мгновение. Нет, жизнь бурлила, ни одного дня не проходило в скуке, ни один день не был похож на предыдущий. И всё же эти годы были будто из жизни вычеркнуты. Разумеется, это взгляд из сегодня – тогда не было времени для «философии», которая и в голову не могла прийти человеку, твёрдо стоявшему на ногах. Да, для кого-то это была эпоха надежд, взлётов, для кого – разочарований и даже трагедий. Ну вот, а прекратилось все это безумие (повторяю: я сейчас это безумием называю) тем, что в одно прекрасное утро жена позвонила от родителей и сказала, что уходит от меня.